Читать книгу "На пике века. Исповедь одержимой искусством - Пегги Гуггенхайм"

В канун Нового года мы посетили вечеринку в частном ночном клубе. Лоуренс приревновал меня к мужчине, который пригласил меня на танец, и, подойдя к его столу, оскорбил его. За этим последовал большой скандал. Лоуренс схватил меня за плечи и швырнул о стену. Такое обращение мне пришлось совсем не по нраву, особенно если учесть, что я снова носила ребенка. В конце концов нас насильно вывели из заведения и с тех пор косо смотрели в теннисном клубе.

Однажды вечером мы с Лоуренсом сильно поругались наедине. Началось все с того, что он назвал Бениту скучной, а я в отместку обозвала Клотильду шлюхой. Это так разозлило Лоуренса, что он разбил вдребезги туалетный набор из панциря черепахи, который я купила в тот день после нескольких месяцев торгов, как это всегда бывает у итальянцев. Он прекрасно знал, что набор для меня значил. У меня с детства был комплекс, связанный с туалетными наборами, из-за моего трепета перед серебряными щетками и гребнями моей матери. В детстве я потратила все свои сбережения в магазине на бульваре Осман на набор из двадцати трех предметов из слоновой кости для собственного туалетного столика. Они для меня были чем-то вроде фетиша; на каждом предмете я заказала гравировку своего имени, Пегги. Со времен своей поездки в Италию с Валери я мечтала приобрести набор из панциря черепахи на замену тому первому, из слоновой кости, который уже давным-давно потерялся.

Разбив его, Лоуренс ранил меня неописуемо. После этого он потащил меня на берег моря и, несмотря на холодную ночь, бросился в воду, не раздеваясь. Затем он настоял на том, чтобы мы пошли в кино, где он сидел и трясся в мокрой одежде. Так что предположение Эзры, что у меня от Рапалло остались не лучшие воспоминания, имело основания.

Мы поехали на автомобиле дальше по берегу и по дороге в Париж обнаружили очаровательное местечко под названием Ле Канадель. В то время о нем почти никто не знал, и оно оставалось неосвоенным. Находилось оно посередине между Сен-Рафаэлем и Тулоном на берегу под Маурскими горами. Там был длинный безлюдный песчаный пляж, обрамленный сосновым лесом. Мы остановились в убогом мелкобуржуазном отеле, но ниже него обнаружили кафе-гостиницу мадам Октобон, где, несмотря на простую обстановку, подавали великолепную еду, и люди приезжали издалека, только чтобы поесть здесь. Мы решили поселиться в этом уголке мира и стали узнавать, есть ли в округе дома на продажу. Нам сказали, что есть один, примерно в миле. Дом назывался «Ля Круа Флери»; в нем каждую зиму останавливались Кокто с Раймоном Радиге. Он стоял почти у моря и имел собственный пляж, тянувшийся примерно милю в сторону мыса Кап-Негре. На этом пляже высадились первые американские войска в 1944 году для освобождения южной Франции.

Это был не слишком приветливый, но приятный белый оштукатуренный дом в прованском стиле. Двойная внешняя лестница вела на балкон, через который можно было пройти в три просторные комнаты. В задней части располагались еще три комнаты и ванная. Из-за скромных размеров дома владелец пристроил к нему крыло, что сделало его не только сносным, но даже заманчивым. Крыло это состояло из одной большой залы с огромным камином и тремя французскими окнами, которые упирались в высокий потолок и выходили на прелестную террасу с апельсиновыми деревьями и пальмами на высоте сорока футов над уровнем моря. На первом этаже находилась кухня с простой угольной печью, еще две комнаты и уборная. Там не было ни телефона, ни электричества, зато было много солнца и сосен, море и уединенный пляж. Чего было еще желать? На другой стороне дороги стоял двойной гараж с тремя комнатами для прислуги. Слева от дома было три четверти акра невозделанной земли, поросшей соснами, и в этом крошечном лесу затерялась зеленая деревянная хижина.

Мы купили дом, и его хозяин, как это всегда делают французы, немедленно заключил договор в присутствии нотариуса из Коголена, который оказался на месте, и мы подписали гарантийную бумагу.

Тем не менее, придя домой, я еще раз подумала о своем поспешном поступке и пожалела о нем. Не то чтобы мне не нравился дом — напротив, я влюбилась в него; однако я поняла, что мы предложили за него слишком много денег, и не просто предложили, а в письменной форме, заверили в присутствии нотариуса свою готовность их выплатить. Мы обсудили это с Лоуренсом и решили вернуться и сказать, что отправили телеграммой в Америку запрос на средства и получили отказ, поскольку все деньги находились в доверительном фонде. Мы сказали, что через несколько месяцев поедем в Нью-Йорк и постараемся добыть необходимую сумму. Владельца дома это так испугало, что он согласился снизить цену на треть, что уже больше походило на ту сумму, которую нам стоило предложить с самого начала. Дабы сохранить лицо, он заявил, будто делает это только потому, что мы не претендуем на использование этого дома в качестве отеля. Таким образом, мы навсегда лишились привилегии называть нашу виллу очаровательным именем «Ля Круа Флери» и права сдавать ее в качестве гостиничных номеров или продать для тех же целей.

Наш новый дом должен был перейти в нашу собственность только летом. Мы ожидали рождения дочери в августе, так что знали, что не переедем туда до осени. Теперь мы подписали уже настоящий акт покупки в Коголене, муниципальном центре коммуны, и отметили это событие бутылкой шампанского. После этого мы нашли местных рабочих, которым Лоуренс поручил строительство маленького домика для своего кабинета на другой стороне дороги.

Затем мы отправились в Америку, но уже не за деньгами, поскольку я имела нужную сумму в своем распоряжении. Разумеется, я ехала повидаться с Бенитой. В последний момент Лоуренс решил ехать со мной, хотя сначала это не входило в его планы. Он писал роман и больше не хотел прерывать работу путешествиями.

Мы приехали в Штаты в марте, и Лоуренс выбрал в качестве резиденции отель «Бревурт». Синдбаду был год и десять месяцев; он пользовался большим успехом на борту нашего корабля под названием «Франс», хоть и не таким большим, как удивительная мастерица ведения беседы Эстер Мерфи (позднее миссис Честер Артур III), которая на неделю всех зачаровала своими бесконечными увлекательными разговорами. Казалось, она не прекращает говорить ни на минуту, и я недоумевала, как кто-то может знать так много и так мало спать.

Мина Лой, будучи не только поэтессой и художницей, постоянно изобретала что-то новое в надежде заработать состояние. Ее последнее изобретение представляло собой новую (или старую) форму папье-колле — она делала аппликации из цветов и обрамляла их красивыми старыми рамками времен Луи-Филиппа с блошиного рынка. Она попросила меня отвезти их в Нью-Йорк и там продать. Лоуренс дал им прекрасное название «Поникшие бутоны». Я устроила выставку в мастерской декора на Мэдисон-авеню. Хозяевам полагалась стандартная комиссия размером в треть дохода, а на мне лежала задача по привлечению клиентов. Лоуренс вызвался помочь развесить работы на стенах. Он вел себя так своенравно и по-богемному, что хозяйка мастерской чуть не выгнала его, но, когда я сказала, что это мой муж, ей пришлось согласиться на его участие. Выставка прошла с большим успехом, и я стала продавать «Поникшие бутоны» повсюду. Бенита купила две картины, которые она предложила музею Метрополитен, но тот от них отказался. Я разыскала всех своих старых друзей. Я стала так одержима идеей продать как можно больше «Поникших бутонов», что обошла весь Нью-Йорк, таская их на своем стремительно растущем животе. Моя бедная дочь была под ними постоянно погребена.