Читать книгу "Лица счастья. Имена любви - Юлия Лешко"

Раньше, когда у нас еще не было квартиры и перспектива ее приобретения была весьма призрачной, денег мы не копили. В числе прочих подарков мой гастролирующий супруг часто привозил из Европы дефицитные и дорогие (у нас) ликеры «Амаретто», «Шеридан», «Малибу». Мы с удовольствием дегустировали заморские напитки, а потом Рита с моим Сережей развлекались игрой на разнокалиберных хрустальных рюмках и бокалах. Они выстраивали их в ряд и ударяли (она – проволочной оплеткой от бутылок, он – карандашом) по ним, воспроизводя нехитрые популярные мелодии – «В траве сидел кузнечик», «Пусть бегут неуклюже», «Огней так много золотых». Процесс был непростой, рюмки надо было не просто поставить рядком, но и наполнить водой, каждую – на определенный уровень, ведь от этого зависела тональность «инструмента». Ставили, двигали, подливали, убавляли: «Си… до… ми… Добавь-ка сюда… Ми-ми-ми…» Репетиция оркестра, ни дать ни взять, и два подвыпивших симпатичных маэстро отталкивают друг друга локтями. И вот – все готово, начали! В две руки, верно выдерживая ритм: слух у обоих был исключительный. Все это выходило у них так ловко, а музицировали они с такими серьезными лицами, что я просто каталась от хохота…

«Парней так много холостых…»

Да, иногда мне казалось, что Рита и мой муж немножко влюблены друг в друга. Но – вот странность – ревности я не испытывала. Так уверена была в себе? Или в них? Наверное, это было просто правильно: они должны были испытывать какую-то взаимную нежность, более сильную, чем просто дружеская симпатия. Потому что оба были мне очень нужны, по-разному, но очень дороги.

А вот концерта-то в тот раз и не случилось: засуетилась, запрыгала собака, которой надоело наше долгое сиденье за столом, и было решено всем вместе вести ее на прогулку.

* * *

«Пошли, покажем тебе, где мы с собакой гуляем. Там красиво», – предложил мой муж, и мы пошли на еще незастроенный пустырь с остатками яблоневого сада, густо заросший ромашками. «Да у вас не Малиновка, а Ромашковка какая-то…», – залюбовалась Рита.

Чуть дальше располагался заброшенный песчаный карьер: где-то на самом его дне били ключи, и он постепенно заполнился водой. Малиновские жители тут же приспособили берега этого водоема под пляж. В тот день на «пляже» никого не было, только какой-то мужчина плескался в воде с двумя своими мальчишками, по виду, лет семи и девяти. Мы расположились на противоположном берегу. Сергей бросал в воду палку, Кэрри плавала за ней, опрометью возвращалась, на бегу стряхивая с себя брызги, не церемонясь, наступала то на подол Ритиного сарафана, то на мои ноги…

На купавшихся папу с сыновьями первым обратил внимание мой муж. Что-то было явно не то: мальчишки сидели какие-то скукоженные, на корточках, на берегу, а их отец все плюхался и плюхался посередине водоема.

«Мужик, ты тонешь, что ли?» – громко спросил Сергей. «Пловец» в ответ только бил руками по воде и отфыркивался.

«Да он тонет, точно», – присмотревшись, сказал мой муж и быстро начал раздеваться. Как ни торопился, а разоблачился с толком: сначала снял майку, потом шорты, потом развязал шнурки кроссовок, стянутые носки аккуратненько вложил в кроссовки. Забыл снять – или не посчитал нужным, кто теперь разберет, за давностью лет, – только очки и часы. Вот так, во всеоружии, и прыгнул в воду, поплыл на помощь бедолаге.

Мужика он вытащил на берег. Того стошнило, он плохо дышал, но выговорил: «Судорога свела… Спасибо…», – и протянул руку. Продрогшие от страха за папу мальчишки плакали.

«Живи», – пожал дрожащую руку мой муж. После произошедшего нам расхотелось гулять, да и Сергей был совсем мокрый… Мы поплелись обратно. Навстречу нам попалась ватага молодых парней, на ходу стягивавших майки: они спешили искупнуться после работы.

«Мы пришли сюда только для того, чтобы ты спас этого человека», – сказала Рита после затянувшегося молчания. Она сказала правду. В этот едва занимавшийся вечер знойного буднего дня, кроме нас, мужика спасти было некому.

Нам было отчего-то немного грустно, но очень хорошо. Сережа с собакой остался дома, а я пошла провожать Риту на автобус. И мы опять молчали. Потому что даже такие болтушки, как мы, никогда не выговорили бы друг другу вслух «высокие» слова, звучавшие в тишине нашего молчания: «Как здорово, что мы друг у друга есть… Какой он хороший у тебя… И у тебя все будет хорошо… Я вас люблю… И мы тебя любим…»

Ни она, ни я представить не могли, что расстаемся надолго. Но получилось, что на целый год.

* * *

Во-первых, Малиновка действительно была таким удаленным от центра микрорайоном, что наши друзья участливо справлялись: минская ли у нас прописка… Взвесишь все «за» и «против», встретиться с подругой или сразу после работы пуститься в долгий путь домой, да и… выберешь второе.

И главное: тот год для меня прошел под знаком Кино!

Моим сценарием заинтересовалась питерская студия «Позитив ТВ», и началась работа над телефильмом «Подружка Осень». Мечты начали сбываться…

Эту повесть я писала «с миру по нитке» – от всех своих друзей и подруг брала по черточке, по словечку, по эпизоду из биографии. Несмотря на то, что история была печальная (в общем, я откликнулась на актуальные требования киностудии: там был недостаток в мелодрамах), подруги с удовольствием разгадывали эту шараду – кто и какую лепту внес в сюжет.

Голова моя кружилась от новых впечатлений, кино, которое я безумно люблю до сих пор, стремительно завоевывало в моей жизни все главные позиции. Я ушла в творчество с головой, с этой самой, кружащейся…

Тогда как голову-то стоило оставить «на поверхности». Чтобы чего-то важного в реальности не упустить.

Не получилось: упустила. «Год прошел, как сон пустой», и далее по пушкинскому тексту. Но об этом – в другой раз.

Премьера фильма состоялась осенью, в рифму с названием. И той же осенью я узнала, что Рита смертельно больна.

* * *

Нет, мы не совсем потерялись за этот год. «Не совсем».

Например, я почти случайно (буквально, «к слову пришлось») узнала от подруги, что вместе с ней стал жить ее гражданский муж, владелец небольшого предприятия, кажется, маслосыродельного. Почему-то Рите не захотелось, чтобы мы дружили семьями. Впрочем, я понимаю, почему: мужья не стали бы друзьями.

Так же, глубоко постфактум, узнала, что Ритина мама умерла. Рита никому, кроме членов семьи, ничего не сообщила! Это было вполне в Ритином духе: все тяжелые моменты она предпочитала переживать в гордом одиночестве.

…Мы горько плакали – и вновь по телефону. И не было – ни мне, ни ей – оправдания в том, что я не проводила в последний путь Ритину маму. Анна Семеновна была просто лучистая женщина – такая открытая, жизнерадостная, энергичная, всегда веселая. Ей было чуть-чуть за шестьдесят! Рукодельница, кулинарка – душа семьи, согревающая и освещающая своей добротой всех и вся. Я любила ее, почти безотчетно, еще и за то, что так же звали мою бабушку, мамину маму. Назовешь – и вроде бабушку позвала, и на душе «роднее» от этого.