Читать книгу "Неприятности по алгоритму - Надежда Мамаева"

Вопросов не было. Хотелось в тепло, есть и спать и ни о чем не думать. Столовая была под стать холлу: серая, маленькая, с низкими потолками и растрескавшейся плиткой под ногами, но чистая и теплая и с потолка для разнообразия ничего не капало. Пока. Накормили нас биосинтезированной кашей. Не много, не вкусно, но сытно и с горячим растворимым чаем. После чего повели в спортзал.

В спортзале уже ждал врач, который попросил по одному заходить в его кабинет, оказавшийся напротив зала (как потом выяснилось, весьма разумное расположение, чтобы далеко не тащить сломавших на тренировке себе что-нибудь кадетов). Я оказалась одной из последних в очереди к местному эскулапу. Пока одних осматривали к другим подходили кадеты училища и расспрашивали, занося данные в базу.

– Привет, меня зовут Прит. Давай заполним твою анкету. Имя, возраст, пол, к какой из планет Союза относишься? – мягкий спокойный голос невольно вызывал доверие.

Передо мной стояла кадет. Это была девушка! Первая девушка, увиденная мной в военном учебном заведении. Вместо ответа я пискнула:

– А разве бывают девушки-пилоты?

Она неожиданно рассмеялась:

– Ты думаешь, если военное училище, то здесь только будущие пилоты?

– Да, а разве может быть иначе? На базе военную форму носили только пилоты и командиры. Остальные (вроде моего отца, навигаторы, механики и прочие) считались гражданскими. Увидев выражение моего лица, она решила пояснить.

– Здесь готовят и смежных специалистов. Я навигатор. При выпуске у меня не будет звания, я могу работать в гражданской авиации, но при режиме военного времени, перейду в одну из частей. Хотя я этого совсем не хочу. Ее озорная улыбка и ямочки на щеках подкупали, а глаза так и лучились смехом. Так и хотелось улыбнуться в ответ.

Вынырнуть из воспоминаний заставил вопрос Дранго, в котором звучала скрытая издевка.

– Я обратил внимание, что про твое детство ничего не упоминается, кроме имени матери и отца и названия военной базы. Что, настолько никчемное было детство?

По идее надо было отмолчаться или отделаться общими фразами, но, удивив саму себя, пояснила:

– Я вместе с остальными детьми попала в училище Флокрискрика как сирота, после того, как на нашу военную базу напали мирийцы. Когда мы прилетели в училище, нас оформляли всех скопом, по-быстрому, особо не вникая, кто есть кто. Поэтому в досье и указано только, что детство провела на базе «Аспера», где работал отец.

По мере моего монолога улыбка на лице Браена угасла. Больше всего меня в нем раздражала эта его самоуверенная ухмылка, припорошенная изрядной толикой тщеславия.

Надо думать, что и я вызываю у своего оппонента схожие чувства раздражения и неприязни. И все же, мы сидим за одним столом, оба давимся кофе, скверным, надо сказать (и как только пациенты, пьющие эту бурду поголовно не лечатся от гастрита?). Молчим оба, каждый думает о своем.

Мысль о том, что может, не так уж во многом мы различны, ненавязчиво мелькнувшая на периферии сознания, все настойчивее начала исполнять сольную партию в голове. Поддавшись странному порыву меланхолии, с уклоном в сторону шизофрении, надо полагать, неожиданно предложила блондинистому товарищу по приключениям:

– Может, заключим временное перемирие? – сказала и, испугавшись, что сейчас опять услышу в ответ что-то насмешливо язвительное, протараторила. – Извини, что так получилось в клубе, не хотела ставить тебя в неловкое положение (еще как хотела, но не буду портить картину покаяния правдой), виновата текила и… твое чрезмерное самомнение, что стоит тебе кого-то поманить пальцем, и любая у твоих ног.

Аховый из меня дипломат, смазала всю концовку, зато на душе неожиданно стало легче. Вообще-то я не любитель строить пакости, только если в ответ, когда сильно заденут, но тогда уж от всей души. Но похоже, что на вечеринке я все же перегнула палку, поступив не как уже почти взрослая женщина, а как подросток, несмышленый сеголеток. И извинившись, самой стало легче. Ожидать, что Браен поймет мой душевный порыв, тем паче сделает вид, что принял извинения (искренне простить задетое мужское самолюбие носители Y хромосомы практически не способны), было бы глупо. Выдохлась и, ожидая ответа блондинистой заразы, устремила взгляд в пустой стаканчик из-под кофе, как будто тот, по меньшей мере, хранил тайну мирозданья.

Но этот день не исчерпал еще всех своих сюрпризов.

– И не надейся, что, услышав столь обвинительное извинение, стану твоим другом, но в чем-то ты права, может, стоит сесть за стол переговоров. Как-никак стажировка только началась, и что будет дальше неизвестно – чувствовалось, что Браен наступал на горло собственной гордости, поскольку между фразами повисали короткие паузы, а слова подбирались с особой тщательностью, как будто с его языка постоянно хотела слететь какая-то колкость, но он вовремя успевал поймать беглянку.

– Не думаю, что у тебя вообще есть друзья – будь сказанное мною не таким примирительно-печальным тоном, можно было бы посчитать это оскорблением – Просто мне кажется, что у всех вас, ну тех, кто учится в Академии… в общем вы одиночки…

Браен не подал виду, что его это хоть как-то задело, лишь невесело оскалился.

– Правильно кажется. В нас с самого начала обучения культивируют качества, присущие лидерам, чтобы в критической ситуации можно было принять молниеносное и единственно правильное решение. – По мере того, как Дранго говорил, лицо его становилось все более бесстрастным и отрешенным, как свинцовая гладь озера в безветренный день – Как ты думаешь, может товарищ послать друга на верную смерть? А командир подчиненного? То-то же. Поэтому всякие дружеские отношения в Академии порицаются. Личные чувства могут помешать в решающий момент. Поэтому с детства нас приучали, что нужно думать только о цели. Знаешь, иногда, когда нас срывали по тревоге с учебы целыми курсами и отправляли в бой, я завидовал. Завидовал таким как ты – выпускникам училищ.

Его речь была похожа на невольную исповедь, и прерывать ее ехидным комментарием «в смысле завидовал нам, расходному материалу?», показалось кощунством. Тем временем сидящий напротив парень продолжил голосом, в котором сквозила полынная нотка горечи.

– Я видел вас, рядовых пилотов – веселых, открытых ребят, порою моложе себя, но таких дружных, готовых ослушаться приказа и умереть друг за друга. У нас все иначе. Ты можешь иметь кучу приятелей, пока на вершине, но ни один из них не будет сожалеть, увидев на завтра твое имя в списках погибших. Так что ты права – мы все одиночки, и замолчал, возможно, уже досадуя за откровенность.

– Это неправильно, когда человеку некому даже рассказать свой сон – я невольно поставила себя на место Браена и задумалась над особенностями системы образования. Да, завидовать особо нечему. Их, элиту военных сил Союза, готовили командовать, побеждать любой ценой, но при этом превращали в подобие биомашин. Нас, напротив, не обременяли обязанностью отказа от эмоций, скорее даже наоборот, поощряли. Наверное, для того, чтобы мы были как единый организм. Ведь чем-то целым легче управлять, чем сонмом частностей.