Читать книгу "Немецкий орден - Эрих Машке"

Братья были «рыцарями и избранными воинами». А потому рыцарская служба, война против язычников была самой главной, самой насущной задачей. Именно ею и определялся «мужской» характер ордена. Благодаря ей обет послушания и приобрел столь важное значение. Преломление собственной воли не было для члена ордена некоей аскезой, но означало активность и усиление воли общины. «Ибо, щадя строптивых, ослабевает и сам орден», — гласили правила. И подобно тому, как обет бедности, даваемый каждым членом ордена, увеличивал богатство общины, так и монашеское послушание повышало военную мощь ордена, как можно понять из предписаний относительно военного похода, расположения лагеря и ведения боя. Отказ от личной воли означал максимальное усиление воли общины. Такого рода перераспределение волевой энергии непосредственно вытекало из внутренней структуры ордена. Братьям недостаточно было просто служить идее, они желали, чтобы эта идея победила и обрела власть. Было бы странно, если бы толпа рыцарей, у которых ничего нет, кроме веры, готовности к жертве и служению и общей воли, подкрепляемой лишь послушанием, не имела еще и воли к власти. Служа идее, которой они принесли обет верности, братья добивались также власти своего ордена. Из самой сущности рыцарского ордена вытекала политическая установка, целью которой была власть.

Эта коллективная воля к власти была присуща всем рыцарским орденам, однако в наднациональных рыцарских орденах она выражалась иначе, нежели в Немецком ордене. Иоаннитам и тамплиерам удалось остаться в стороне от феодальной «пирамиды», выстроенной в Святой земле почти идеально, это уберегло их от ленной или духовной зависимости. То есть, эти ордена фактически выстроили свои государства; в Сирии, правда, государство так и не было образовано, поскольку даже для средневекового государства необходимо единство территории, населения и правовой системы, которого там никогда не было. Но орден иоаннитов нажил внушительную недвижимость и разросся до значительных размеров. На исходе средних веков, когда европейцы начали отступать под нажимом турок через Кипр, Родос и Мальту, иоанниты попытались взять эти отходные пути под защиту своего государства. У тамплиеров же были мощные финансовые связи, и с помощью этой набирающей силу державы — державы денег — они сами намеревались стать силой; они были скорее банкирами, чем рыцарями или монахами, и весьма преуспевали, пока король Филипп Французский, заручившись авторитетом папы, не возбудил против них судебный процесс, в результате чего деньги потекли уже в его карман. И лишь Немецкий орден, еще только делая первые шаги в истории, уверенно и дальновидно направил сосредоточенную внутри него коллективную волю на создание государства. И коллективная воля не задохнулась в коллективном эгоизме, жаждущем власти, а взяла курс на государство.

Предпосылки к этому заложены в самой природе ордена. Национальные ограничения, существовавшие в ордене, с самого начала повлияли на его политические амбиции, подчинив их задачам Германии. Поэтому создаваемое орденом государство переместилось из Средиземноморья, охваченного крестовыми походами, в земли, максимально приближенные к ареалу жизни немцев. Таким образом, орден с самого своего основания служил империи. В рамках собственного государственного образования орден участвовал в продвижении немецкого народа на восток, направляя часть потоков в свои земли.

Едва появившись, Немецкий орден отдалился от международных орденов, теперь же он устранял ненемецкие элементы своей структуры. Ибо все чуждое немецкому мышлению — отсутствие связей с родственниками и родиной, полное подчинение, безвольное послушание — настолько изменилось, соприкоснувшись с жизнью немецких переселенцев в процессе строительства государства для немцев, что, став конструктивными деталями этого самого государства, придало «конструкции» крепость и ясность, неведомые средневековой Германии. Потому прусское государство Немецкого ордена, как и норманнское государство Фридриха II, производит впечатление «современного», хотя вовсе таковым не являлось. Скорее, ордену удалось задействовать понятие службы и служения, нашедшее, в конце концов, применение внутри негосударственного сюзеренного владения ордена, и саму административную систему в качестве несущей конструкции своего государства. Сделавшись в Пруссии настоящим сюзереном и заручившись соответствующими правами, орден должен был теперь лишь перенести собственный административный аппарат, созданный для обслуживания владений в Святой земле, а также германских и романских владений, в свои новые земли, наделенные уже государственными правами, чтобы он немедленно начал функционировать уже как «государственная администрация». Каждый комтур не только распоряжался орденской собственностью в своем округе, но и руководил окружной администрацией, повышал налоги и принимал доходы с регалий.

Зато непосредственно в отношении орденского государства это понятие службы было неприменимо. Служба имела ценность лишь внутри братства, ибо лишь здесь она была служением идее ордена: борьбе против язычников, врагов христианской веры. Этой задаче была подчинена вся орденская собственность, которая рассматривалась как средство для ее реализации. Крупная помещичья собственность ордена в Германии и других областях была призвана доставлять средства для ведения войны в Святой земле; владения, появившиеся в Пруссии, должны были служить христианизации языческих земель и народов, а государство, созданное орденом, стало миссионерским. Так идея ордена завладела и государством, став для него основной государственной идеей. Таким образом, братство вело себя в отношении этого государства как настоящий господин. Служба и служение относились к высшему долгу внутри братства, как гласили правила ордена, однако не имели отношения к подданным или «государству». Таким образом, отношение должностных лиц ордена к своим служебным обязанностям отличалось от того, что характерно для чиновничьего государства нового времени; оно целиком и полностью укладывается в государственное мышление средневекового немца.

Другое дело, как же функционировала в реальности четкая иерархическая конструкция ордена, включив в себя немецкий народ, проведя восточную немецкую колонизацию, даже под влиянием жизни собственного народа. Отказ от собственных интересов и личного обогащения, строгое послушание, ежегодный отчет должностных лиц ордена в исполнении своих обязанностей, на время которого они слагали с себя полномочия, четко выстроенная иерархическая и административная система — все это орден на правах сюзерена применил в своем прусском государстве. Кроме покоренных местных народов, эта четкая и совершенная структура заполнялась и немецким населением, которое и придало прусскому государству его неповторимый немецкий характер. Без этой составляющей земли ордена никогда не стали бы немецкими. Коренное население Германии активно разрасталось, и, лишь приникнув к этому животворному источнику, орден направил прусские земли по уникальному пути политического развития и осуществил возложенную на него Германией миссию, к которой был призван с момента своего рождения.

При этом сам Немецкий орден был ограничен в своем историческом росте. Братьям удалось сформировать рубежи государства и путем колонизации заполнить его немецкой кровью. Но ордену не дано было разрастаться вместе с народом. Братья были оторваны от семьи и родины, и потомства, родившегося здесь же, в Пруссии, у них быть не могло; орден пополнялся за счет отпрысков дворянских родов, которые прибывали в Пруссию из старых германских областей; они так и оставались вне народа, вне этого немецко-прусского сплава, созданного самой жизнью. Братья могли искусно править своим государством, но служить ему непосредственно, как, впрочем, и своим подданным, они не могли, поскольку служили ордену, то есть идее, борьбе за христианскую веру, и не более того. Они так и не встали на путь чисто государственной политики, и, поэтому, не смогли удержать власть над своими прусско-германскими подданными. Конец государства, созданного орденом, был предрешен уже в начале его существования.