Читать книгу "Моя свекровь и другие животные - Карина Демина"

Сомнительный комплимент.

А на стене, которая недавно радовала прямой трансляцией открытого космоса, возникла новая картинка, стало быть, той самой невесты, которой не повезло стать мне образцом для подражания.

Она была…

Нет, не ужасна.

Скорее очаровательна.

И куда более человекообразна, чем я могла себе представить. Невысокая… то есть мне так показалось, что она не слишком высока.

Стройна.

И ни тебе шкур, ни гривы, если не считать таковой прическу из нескольких десятков косичек, уложенных короной. В короне виднелись то ли цветы, то ли проволока, украшенная цветами. Этакий вполне себе милый вариант обычного свадебного венка. Сзади к нему крепился кусок белого полотнища, который стекал на плечи, повисая у талии этаким пузырем, а затем обвивал эту самую талию, и не единожды. Ткань ложилась внахлест, создавая иллюзию очень узкой, но вполне себе стильной юбки.

Значит, все-таки крутить…

Только сомневаюсь, что у меня что-то да получится.

С косичками я точно возиться не стану, это дохлый номер, а вот в гусеницу поиграть…

Я потянула ткань.

Приложила к груди.

Если подумать логически, то с груди все и начиналось. И белья нижнего на невесте не было.

Она смотрела не в камеру, а куда-то влево… и ушко острое.

Шея тонкая, смуглая.

На ней ожерелье из круглых то ли ракушек, то ли камней, под ракушки вырезанных. На руках браслеты, стало быть, и вправду традиционное украшение.

– Вам помочь? – поинтересовался Берко.

Без помощи у меня замотаться определенно не выйдет, но вот…

– Спасибо, – я ответила нейтрально.

Нет у меня пока желания раздеваться, и вообще… разве должна я…

– Разоблачайтесь.

– Пожалуй, воздержусь…

Традиции традициями, но у меня свои имеются. Я, в отличие от некоторых здесь, родственником шелкопряду не довожусь и стремления кокон сплести не испытываю.

– Я… – я осмотрелась и провела руками по костюму, который немного помялся, но в целом выглядел вполне неплохо. – В этом пойду…

К счастью, переубеждать меня не пытались.

Последняя ночь свободы оказалась до отвращения короткой.

Луны замерли над пустыней, окрасив пески в белый траурный цвет, и где-то далеко запели цикады, призывая Нкруму прогуляться.

Пара ос, преодолев охранный периметр, поползла по стеклу, оставляя на нем глубокие борозды. Бледные их крылья то и дело постукивали по поверхности, стремясь обнаружить слабое место. Осы чуяли тепло и жаждали добраться до источника его. Изогнутые их брюшки были полны яиц, которые погибнут, если осы не найдут способ отложить их в чью-либо плоть.

Желательно живую.

Нкрума поскреб шею.

Треклятая блоха никуда не исчезла, и пусть он дважды обмазался маслом ладанника – чудом матушка не учуяла его аромат, – а не помогло.

– Страдаешь? – Братец постучал по стеклу, спугнув ос, и те поднялись в воздух с тяжелым гудением.

Нкрума вздохнул.

Он почти убедил себя, что пол указал верно, но…

Вселенная огромна и многообразна. И разумных рас в ней сотни. Что, если ему доставят накхханку, больше похожую на блюдце серого студня? Они, несомненно, умны, но малоподвижны… и у иных разумных вызывают подспудное отторжение. Или ашшари… но тогда уж дюжину, поскольку меньшим количеством особей разум ашшари не сохранялся… или…

– Что делать думаешь?

Братец растянулся на подоконнике и, выпустив когти, провел ими по стене.

– Руки не распускай!

А то потом скажут, что это сам Нкрума в беспокойстве… или в предвкушении счастливой семейной жизни устроил.

– Да ладно тебе, больным и женатым все прощается. – Братец перевернулся на живот. – Скажи, – он подпер подбородок кулаком и прищурился. А осы, почуяв столь близкое и нужное им тепло, словно обезумели. Они возились, скреблись, раздирая плотный полимер острыми передними лапами, срыгивали яд… разум насекомого был слишком примитивен, чтобы оценить преграду. – Как ты адмиралом-то стал с твоим характером?

Нкрума вздохнул и признался:

– Мама заставила.

То есть не то чтобы вот прямо так заставила. Напротив, его побег в Академию на Ульчре привел ее в ярость, а нежелание возвращаться… тогда она тоже придумала что-то про новую либеральную политику, которая заставляла милое дитя идти на нечеловеческие жертвы – покинуть родной дом ради казармы.

А ему в Академии нравилось. Порядок.

Логика.

И острое чувство собственной нужности.

– Так что делать думаешь?

– А что я могу сделать?

Покориться.

И… и это отнюдь не сдача, но лишь маневр… определенно… им все равно придется покинуть планету… в центральных мирах жене найдется занятие, а он… он отправится туда, где принесет больше пользы, – на окраину обитаемой зоны.

Пиратская угроза еще не ликвидирована.

– Многое, – братец оскалился. – Очень и очень многое. Если ты откажешься от невесты, будет скандал. А вот если она от тебя…

Шкура дернулась.

– Тоже будет скандал.

– Отнюдь… Матушка только сделает вид, что гневается. – Он постучал коготком, дразня ос. – И сошлет тебя куда? На окраину. Лет этак на пару…

Пара лет свободы – это много.

Нкрума прикрыл глаза.

– И что мне делать? – поинтересовался он у того, кто наверняка уже имел полноценный план.

– Слушать младшего брата.

Солнце вставало на востоке.

То есть я себя старательно убеждала, что где солнце встает, то в той стороне всенепременно восток. Эта мысль внушала хоть какое-то успокоение.

Ночь прошла.

Беспокойно.

И отнюдь не потому, что кровать местная была тверда, озонированный воздух тяжел, запахи раздражающи, а треклятая ткань слабо светилась, будто намекая, что готова саваном облечь все мои надежды на спокойную и счастливую, а главное, свободную жизнь.

Я то засыпала, то просыпалась, вздрагивая всем телом. И вновь проваливалась в сон, словно в болото, в котором барахталась, кому-то доказывая, что семейное счастье со мной нельзя составить, поскольку человек я в высшей степени невезучий и…

Потом что-то загудело.

И погасший было свет вспыхнул ярко, сметая остатки сна.

Холодная вода.

Костюм, который странным образом стал чист и выглажен. Волосы… их я кое-как расчесала, но рыжие пряди то ли от излишней влажности, то ли сами по себе завились мелким бесом.