Читать книгу "Открытия, которые изменили мир. Как 10 величайших открытий в медицине спасли миллионы жизней и изменили наше видение мира - Джон Кейжу"

Вскоре Берни уложили на операционный «матрас» и дали ей еще одно, последнее подобие анестезии: накрыли лицо льняным платком, чтобы она не видела, как проходит операция. К несчастью, платок не справился со своей незамысловатой функцией.

«Платок был тонким, и сквозь него я прекрасно видела, как вокруг моей постели собрались семеро мужчин и сиделка. Увидев, как блестит начищенная сталь инструментов, я закрыла глаза… На несколько минут воцарилось молчание. Должно быть, врачи осматривали меня и жестами отдавали распоряжения помощникам. О, до чего ужасное ожидание!»

А продолжение было еще ужаснее. До этого Берни полагала, что ей удалят небольшой фрагмент пораженной ткани, но теперь услышала, как врачи говорят о необходимости полностью удалить правую грудь. «Я вскочила, сбросила с себя платок и закричала… Я объяснила, в чем причина моих страданий…»

Доктора внимательно выслушали ее, но ответили «полным молчанием». Платок вернули на место, и Берни прекратила сопротивляться. Операция началась. Берни поведала об этом сестре в подробностях.

«Когда ужасная сталь вонзилась в мою грудь, рассекая вены, артерии, плоть и нервы… я начала кричать, и кричала без остановки все время, пока делали надрез. Странно, что этот крик до сих пор не звучит у меня в ушах, такой невыносимой была боль… Когда инструмент вынули, боль не уменьшилась, поскольку поток воздуха внезапно устремился к этим нежным частям, как масса крохотных, острых и зазубренных кинжалов, рвавших края раны».

Позже, «когда инструмент вынули во второй раз, я посчитала, что операция закончена — но нет! Снова начали резать, и это было еще хуже, чем раньше… о небо! Я чувствовала, как нож касается грудной кости и царапает ее!»

Берни вспоминает, что за время операции дважды теряла сознание. Наконец, «когда все было окончено, меня подняли. Силы полностью меня оставили, я не могла шевельнуться, мои руки и ноги безжизненно повисли, а в лице, как сказала мне потом сиделка, не было ни кровинки». Она добавила: «Почти год я не могла говорить об этом ужасном дне, воспоминания слишком живо вставали передо мной. Даже сейчас, хотя прошло уже 9 месяцев, у меня разболелась голова».

Болезненно долгое ожидание: почему анестезия появилась только через 50 лет

Хорошая новость: после операции Берни прожила еще 29 лет. Плохая новость: она вполне могла избежать ужасов хирургии без обезболивания, потому что в 1800 г., за 11 лет до ее операции, английский ученый Гемфри Дэви в ходе эксперимента открыл примечательные свойства одного газа: «Оксид азота… способен снять физическую боль, — писал он, — поэтому его можно с успехом использовать при проведении хирургических операций».

Если Дэви отметил «болеутоляющие» свойства оксида азота уже в 1800 г. — а другие врачи вскоре выяснили, что схожими свойствами обладают эфир и хлороформ, — почему официальное «открытие» анестезии состоялось только через 50 лет? Спорам нет конца, но многие историки полагают, что сочетание религиозных, социальных, медицинских и технических факторов в первой половине XIX века создало условия, в которых люди не искали анестезии — или не были к ней готовы.

Один из ключей к разгадке лежит в самом слове «боль». Английское pain происходит от греческого poine, что значит «наказание», и подразумевает, что боль — определенное богом наказание за некое прегрешение, неважно, понимает человек, что совершил его, или нет. И тем, кто согласен с этим определением, попытки избавиться от боли казались глубоко безнравственными и вызывали сильнейший протест. Сила этого образа мыслей стала особенно ясна, когда в 1840-е развернулись дебаты о том, нравственно ли давать обезболивание женщинам при родах. Свою роль сыграл ряд социальных факторов — в том числе тех, для которых прекрасно подходит термин «бессмысленная бравада». Историки отмечают, что почти во всех цивилизациях способность стойко переносить боль считается признаком благородства, мужества и твердости духа. Наконец, в XIX веке некоторые врачи возражали против обезболивания, поскольку считали, что боль имеет важную физиологическую функцию и ее устранение помешает выздоровлению.

Однако, как убедительно доказывает письмо Фанни Берни, многие пациенты в XIX веке, завидев блеск приближающегося скальпеля, радостно приняли бы анестезию. И многие доктора не менее радостно дали бы ее, хотя бы из эгоистических соображений: ничто так не мешает мелкой моторике, как пациент, который кричит, корчится и сопротивляется. Это было понятно уже в III веке до н. э., когда взгляды на этот вопрос изложили в «Гиппократовом сборнике». Задача пациента, как отмечал автор в одном из трактатов о хирургии, состоит в том, чтобы «всеми силами способствовать врачу, проводящему операцию… и сохранять неподвижность той части тела, на которой она проводится». Ах да, и когда на вас надвигается хирург со скальпелем, автор велит «не избегать его, не отворачиваться, не отдергивать руку и ногу».

* * *

Но чтобы понять все факторы, которые одновременно подталкивали к открытию анестезии и отодвигали его, нужно внимательнее взглянуть на саму природу обезболивания и его воздействия на человеческое сознание. Состоявшееся в 1800 г. открытие медицинской анестезии прошло причудливый путь длиной в 50 лет, отмеченный благородством и безрассудством, любопытством и самолюбованием, отвагой и глупостью, черствостью и состраданием. Чтобы отправиться в этот путь, нужно найти человека, который первым обнаружил — и проигнорировал — обезболивающий потенциал оксида азота. Это был Гемфри Дэви. В ходе научного исследования оксида азота, который он назвал «веселящим газом», Дэви, находясь в запертом помещении, вдыхал до 19 литров газа и доводил пульс до 124 ударов в минуту. Позже он писал о своих опытах: «Он заставил меня метаться по лаборатории и танцевать, как сумасшедшего, и еще долго поддерживал во мне радость духа… Ощущения намного превосходят все, что я испытывал раньше… Это необыкновенно приятно… я казался себе совершенным существом, заново созданным и намного превосходящим остальных смертных».

Веха № 1

От филантропии к фривольности: открытие и забвение оксида азота

Услышав, что в 1798 г. англичанин Томас Беддо открыл в Бристоле Пневматический институт, многие сегодня представят себе группу ученых, размышляющих над устройством отбойных молотков и бескамерных резиновых покрышек. На деле же Пневматическое учреждение для лечебного вдыхания газов, как оно официально называлось, стало начинанием, раздвинувшим границы медицинской науки конца XVIII века. К тому времени ученые выяснили, что воздух — не однородное вещество, а смесь газов. Более того, эксперименты исследователей, например Джозефа Пристли, который открыл оксид азота в 1772 г., показали, что разные газы по-разному воздействуют на человеческий организм. Для предприимчивых людей вроде Беддо, прекрасно знавшего о том, как страдают и задыхаются в нездоровом воздухе жители индустриальных городов, наука о газах открыла новый рынок санаториев и курортов, где людей подвергали воздействию «лечебных дуновений». Не менее важно и то, что Пневматический институт спонсировал научное исследование газов. Одним из самых одаренных и энергичных исследователей в нем был двадцатилетний Гемфри Дэви.