Читать книгу "Корона Ордынской империи, или Татарского ига не было - Гали Еникеев"

И вся деловая переписка в Монгольском государстве велась, если судить по дошедшим до нас многочисленным письменным источникам, на тюркском, точнее, на одном из тюркских — на старотатарском языке. И документы составлялись либо уйгурским, либо арабским письмом (105, 7–9; 97, 95)[51]. Известен случай, что в XV в. написали монголо-татары однажды арабам письмо, используя уйгурский алфавит, но так и не нашлось кого-либо, владеющего уйгурской грамотой в достаточной степени, чтобы прочитать это письмо (101, 534).

Единство Монгольской державы сохранялось вплоть до второй половины XIV в., до самого падения в Китае династии Юань (18, 68).

С момента возникновения государства монголов в деловом обороте, в том числе и в денежном, не применялся халха-монгольский язык, об этом говорят многочисленные монеты, дошедшие до нас.

Все надписи на монетах Монголов выполнены на, как выражаются официальные историки, «тюркском» языке — хотя, как такового конкретно «тюркского» языка не имелось и не имеется ныне, это именно общее название для схожих языков. Так что выполнены все надписи на монетах, о которых идет речь — именно на одном из тюркских языков средневековья — на старотатарском.

Есть надписи на монетах Монгольской державы также и на арабском (религиозные изречения), китайском, персидском, русском языках — в зависимости от местности, где чеканились монеты и где они в основном и были предназначены для применения.

Монеты эти чеканились с именами Верховных ханов державы Монголов, выполненными в основном уйгурским шрифтом, и с тамгой (гербовым знаком) верховного хана, соответственно находившегося на престоле в период чеканки монеты (75; 92).

Например, на монетах XIII в. выбивалась надпись уйгурским письмом «Кутлуг болсун yanga пул», что на старотатарском языке означает — «Пусть будет удачлива новая деньга» (104, 29; 92). Такая же надпись встречается и написанная арабским письмом. Буквы «К» или «Г» в конце слова были присущи старому татарскому языку, ныне во многих словах отпали. Например, современное слово «кутлу» произносилось и писалось как «кутлуг» — что значит «здравствующий», «процветающий», «удачливый». Эта надпись, выполненная уйгурским письмом, помещена на серебряных и медных монетах одного вида (104, 28–31; 75; 92).

На многих монетах «эпохи монголов» имеются надписи и символы, происхождение которых имеет самую широкую географию — от Китая и Восточного Туркестана до Ирана, включая и Поволжье (104, 28–33; 75). По тематике символы и надписи также охватывают всю территорию державы монголов — встречаются и буддийские, и мусульманские, и христианские.

При этом, полагаю, вовсе не значит, что обнаружение монет в какой-либо определенной части территории бывшей державы монголов — например, в Улусе Джучи — говорит об ограничении зоны хождения этих монет исключительно территорией этого Улуса.

Общеизвестно, что торговые, финансовые, миграционные и иные связи в «эпоху монголо-татарского ига всех народов» были очень развиты и охватывали всю территорию державы монголов (75).

О том, что вместо предполагаемого официальными историками (старого) халха-монгольского языка в государственно-деловых отношениях применялся именно один из тюркских языков, говорит также следующий факт: В. П. Васильев упоминает о «найденной пайцзе с монгольской» (то есть с уйгурской) надписью, согласно транскрипции русскими буквами записанной как «Тенгріинь-Кучун-доръ» (17, 229) (Tengreen Kutchun-dur) — что на тюркском значит «Силою (Властью, Волей) Всевышнего» (вернее, на старотатарском, так как отдельного «тюркского языка» в то время, как и ныне, не было).

Для внесения определенной ясности относительно того, что надпись выполнена не на гипотетическом «монгольском языке» (то есть старом халха-монгольском), а именно уйгурским письмом и на старотатарском языке, считаю необходимым привести перевод на халха-монгольский язык слова «сила» (англ. force): «чадал, албадах, хїч, хїчлзх, шахах» (93). И буква «К» в халха-монгольском языке, так же как и «Р» в китайском, не в обиду братскому народу будет замечено, отсутствует. Правда ныне халха-монголы сохраняют этот звук (букву) в приобретенных из другого языка словах, таких как «кино», «кард» (карта) и других (там же).

Так же заметим, что и обнаруженная в Темниковском крае пайза[52] от хана Тохтамыша имеет надписи уйгурским и арабским письмом, и именно на тюркском (старотатарском) языке (41, 22).

И официальные историки вынуждены признавать, что на халха-монгольском языке государственных документов монгольской державы не обнаружено нигде. Не оказалось их в наличии ни в Улусе Джучи, ни в Монголии, ни в Китае, ни в Иране — в странах, где и проходила основная государственная деятельность монголо-татар. Кроме тех документов, которые были изготовлены китайскими историками династии Мин в конце XIV в. на китайском языке после свержения власти монголо-татар в Китае и были переведены с китайского языка на халха-монгольский язык в XVIII в. (111).

И сделаем вывод: скорее всего, учитывая все изложенное выше, более достоверным будет утверждение о том, что язык татар Чынгыз хана, то есть государствообразующего этноса державы монголов, был все-таки не (старый) халха-монгольский, а один из тюркских языков, точнее — старотатарский.

Вместе с тем, где соответственно видно по контексту: «монгольский» или «татарский», эти два слова подразумевали в смысле этническом именно один народ, и никакой иной, «как Татар» (В. П. Васильев):

«Византийский путешественник Г. Пахимер писал: «Многочисленные народы русов, черкес, алан, принявшие нравы монгол, их одежду и даже язык (выделено мной. — Г.Е.), находясь на службе монгол, составляют их бесчисленные войска» (24, 139). «Казаки… появившись в пределах Москвы со своими ханами, также говорили на государственном языке, что производило в населении представление, что Москва наполнилась татарами и слышна только татарская речь» — это о казаках (русских войсках монгольской державы в XV в. (там же, 121).

Нельзя не упомянуть здесь, подытоживая изложенное выше, про довольно интересное высказывание С. Г. Кляшторного — «Мухури, происходящий из племени джалаир, не мог называть себя татариным» (53, 134). Данное сомнение основано на предположении советского историка Мункуева Н. Ц., подобного вышеописанным утверждениям халха-монгольского историка Ч. Далая (см. выше) о том, что, мол, вот «китайцы пишут «татары», а подразумевают «халха-монголы» — без приведения каких-либо аргументов в обоснование этого.