Читать книгу "Бешеный прапорщик. Возвращение - Дмитрий Зурков"

Надо ж, какие у меня бойцы инициативные. И, что самое главное, инициатива – правильная…

– Добро, молодцы! Теперь часовые бдят, остальным – спать… Я скоро вернусь, за старшего остается Семен.

– Командир, я – с тобой. – Игнатов, назначенный старшим, тут же начинает подрывать основы единоначалия.

– Для тех, кто ночью плохо слышит, повторяю: ты – за старшего! Я… Иду… Один…

– А ежели?..

– Один!..

Быстренько разворачиваюсь и иду к полянке, где изредка мигает светильничек. Дождавшись меня, Мартьяныч молча поворачивается и шагает впереди, указывая путь. Идем минут десять, от бесчисленных поворотов в разные стороны появляется ощущение, что старик просто водит по кругу, чтобы днем я не смог повторить маршрут. Что ж это за место такое таинственное?.. Внезапно, выйдя на очередную полянку, он останавливается, и привыкшие к темноте глаза вскоре различают какой-то черный забор. След в след за дедом обхожу по часовой стрелке частокол из заостренных бревен и сворачиваю в небольшую калитку. Мартьяныч жестом показывает мне «Стой!», прислушивается к чему-то только ему одному слышимому, затем проходит вперед и зажигает заранее приготовленный факел, воткнутый в землю. В мерцающем пламени видна огороженная округлая площадка, в середине которой высится громадный, наверное, в три-четыре обхвата, дуб. Раскидистые ветви почти везде лежат поверх заостренных бревен, создавая своеобразную крышу. Перед лесным великаном врыт в землю и окружен неглубоким ровиком валун высотой в половину человеческого роста неправильной вытянутой формы. В скудном освещении он кажется иссиня-черным, будто поглощающим свет, на поверхности нет никаких бликов. Старик поворачивается ко мне и командует:

– Подойди и положи ладони сверху!

Хочется задать кучу вопросов, но ноги сами несут меня к камню, протягиваю руки и кладу их на верхушку. Поверхность прохладная, состоящая из множества мелких извилистых бугорков, пересекающихся друг с другом, с гладкой, будто отполированной поверхностью. В «низинках» между ними камень ноздреват, напоминает на ощупь пемзу. Такое ощущение, что держу во много раз увеличенную косточку от персика.

– Так кто же ты, воин?.. Почему в твоем теле живет две души?.. – Голос деда напряжен и, как будто, хлещет по ушам. – Ответь!

Оборачиваюсь на звук, ведун стоит, сверля меня взглядом, будто пытаясь высмотреть что-то одному ему видимое и важное.

– А с чего вы взяли, Мартьяныч, что у меня их две?

– Говори мне «ты»! Я могу… Я вижу человеческие души. И две в одном теле могут быть или у баб непраздных, когда они дитё под сердцем носят, или у юродивых, но не у всяких… Или у тех, в кого вселился демон… Но Велес принял тебя, не отверг, значит, ты – не демон… Кто ты?..

Ну вот, опять, блин! И что, снова «каяться» и «исповедаться»?.. Но взгляд у деда каков! Скоро дырку во мне прожжет! Открываю рот, но говорю совсем не то, что хотел…

– Дед Мартьян… Я – из будущего…

Старик моментально срывает с шеи какой-то блестящий багряно-золотистый в свете факела кружок на кожаном шнурке…

– Смотри на него!..

Медальончик, на котором огненными змейками отражаются языки пламени от факела, покачивается перед глазами, голова начинает кружиться, я чувствую, что куда-то уплываю…

Прихожу в себя моментально, будто просыпаюсь по команде «Подъем!». Лежу на земле в позе «звезды», головой в сторону валуна. Рядом сидит дед Мартьян и внимательно смотрит на мое пробуждение.

– Ну, очнулся?.. На-ка вот, попей. – Старик протягивает мне баклажку с пряно-сладковатым травяным настоем. – Извиняй, что я тебя так… Зато теперь вопросов гораздо поубавилось… Воин из будущего…

– Зато у меня они никуда не делись, дед Мартьян. Наоборот. Даже больше стало.

– Ну, так задавай свои вопросы. – Старик спокоен и невозмутим. – Ежели смогу, отвечу.

Вопросов действительно множество, только вот мысли, как мыши от кота, разбегаются в разные стороны. Болото… Не ходи сюда, ты здесь чужой… Рыська… Сивый со своей стаей… Жуткий волчий вой в ночи… Камень под дубом… И с чего начнем? А с начала…

– Мартьяныч, а ты кто на самом деле? И что это за место?

Дед добродушно усмехается, оглаживает бороду и изрекает:

– Знахарь я местный, народ лечу травами да заговорами… А еще – Хозяин Леса здешнего… Велесов волхв. А место это – капище Велесово.

Блин, ущипните меня кто-нибудь, я хочу проснуться и не бредить! Какие, нафиг, еще волхвы? Из песни о Вещем Олеге, что ли?..

– Ты сначала выслушай, а там решать будешь – верить иль не верить. Мой род – древний, и все мужи так или иначе служили богу Велесу. – Старик читает мысли на моей мордочке, как в раскрытой книге.

– Так он же Мораны с Чернобогом родственничек! – «Блистаю» эрудицией, почерпнутой из новодемократических изданий девяностых. – Так ты, выходит, все-таки колдун?

Дед сначала возмущенно удивляется, затем на лице появляется обычная ухмылка:

– Ты не путай ужа и ежа. Того сродственничка зовут Змей-Волос, и поклоняться ему – последнее дело. А Велес, Велих, Волох, его разные народы по-разному называют, – сын Рода и брат Сварога. Именно он привел в движение сотворенный ими мир с помощью тайных знаний, которые получил от сил Света и Тьмы. Бог-оборотень, могущий принимать любые обличья, подчинивший себе всех лесных зверей, укротивший все стихии. Еще Велеса называют скотьим богом, Хозяином Нави, посмертным судьей и прижизненным испытателем…

– Я как-то в языческих верованиях – не очень. – Снова вижу дедову ухмылку, мол, вижу, не слепой. – Знаю только, что вроде Перун был одним из главных богов.

– Ты – воин, потому тебе Повелитель Грозы и близок. Он покровительствует ратным людям. И частенько его противопоставляли Велесу, может, оттого и путают его со Змеюкой… В начале времен, когда боги создали мир, все было ладно и Перун был мирным богом, покровителем кузнецов. Это потом, когда Морана со своим Чернобогом появились и Змеищу создали, тогда уже Перун взял в руки секиру вместо молота и загнал всю эту нечисть под землю. А Велес сразу взял под себя зверей и птиц, леса и поля… И до сих пор селяне, когда хлеб с полей убирают, оставляют несжатыми несколько колосьев и вокруг них связывают сноп. Называют его волотью, аль Велёсовой бородой и просят, чтоб в следующем годе эта борода – зерновое поле – была еще гуще. А на капища к Велесовым камням девки издревле бегали, камни те рушниками да холстами обвязывали, да потом на себя надевали. Чтоб, значит, детки у них были здоровые.

– А я слышал, что кровавые жертвы Велесу девками приносили. Непорочными…

– Может, когда-то, очень давно, и приносили, я того не знаю. Мы ж в лесу живем, университетов не кончали в отличие от некоторых, – язвительно иронизирует ведун. – Кровь на камне была, это – да. Только другая… Из окрестных деревенек выбирали по девке, первый раз… уронившей кровь. Затем по жеребию из них выбирали одну и перед кумиром ее… ну, бабой делали. Вот ее девственность в жертву Велесу и приносили. Причем иной раз такая драка меж тех девок случалась – ой-ёй-ёй! Каждой хотелось невестой бога стать, это ж потом все самые завидные женихи ей ворота с петель сносили, сватаясь. То Перун твой кровью вражьей умывался, да на то он и бог воинов, чтобы лихие соседи ратиться не лезли, страшились. Ты сам, когда к болоту со своими лесовиками-охотниками шел, какую требу, в смысле – жертву, на камень положил?.. То-то…