Читать книгу "Один день в древнем Риме. Повседневная жизнь, тайны и курьезы - Альберто Анджела"

Мастер на мгновение поднимает голову, посылает нам улыбку и вновь склоняется над котлом. Наверное, этот шум соседям нелегко терпеть… Мы знаем из древних текстов, что медники, с их характерным стуком, считались типичным «звуковым сопровождением» жизни римских улиц.

Кто знает, возможно, изделие, которое мастерит медник, покрытое изящной чеканкой, будет обнаружено археологами спустя восемнадцать столетий и попадет в музейное собрание… Простой предмет обихода, на который посетители музеев лишь бросают походя рассеянный взгляд: а вот если бы мы смогли присутствовать при его создании, восхищаясь мастерством и тщательностью работы этого ремесленника, он предстал бы перед нами настоящим маленьким шедевром. Мы склонны забывать об этом, но подобное «человеческое» измерение применимо к любому предмету, выставленному в музейных витринах, даже самому простому и незатейливому. Попробуйте представить себе, как создавались вещи, которые вы разглядываете через стекло, какой труд вложен в их изготовление: они сразу покажутся вам интереснее.

За спиной ремесленника, среди груды медных котлов, кувшинов, форм для выпечки, – неизменная лестница на антресоли.

Интересная деталь: первые четыре или пять ступенек – кирпичные, а остальные – деревянные: это сделано из экономии и, возможно, помогает уберечь от огня верхние этажи, если внизу упадет светильник и вспыхнет пожар. Или же, как кто-то заметил, это изобретение владельцев лавок, чтобы «запирать под домашним арестом», разобрав лестницу, арендаторов, медлящих с платежами, подобно тому как мы это видели в инсулах.

Если так, жизнь этих ремесленников и лавочников весьма нестабильна и непредсказуема. Существование целой семьи балансирует между скудным доходом от торговли и непосильной порой арендной платой… Неуверенность в завтрашнем дне – одна из самых распространенных черт на улицах Рима.

Мы уже не посередине улицы, а под длинным портиком, чрезвычайно напоминающим те, что встречаются в центре крупных городов севера Италии, часто основанных римлянами: под арками портика расположен длинный ряд таберн. Зрелище удивительное. Каждые пять метров меняется тип выставленного товара и, в зависимости от него, цвет лавки. По сторонам от входа в лавку или мастерскую и на веревках, натянутых под портиком, подвешены изображения товара, аналог наших вывесок. Они наглядно сообщают о том, что здесь изготавливают или чем торгуют – настоящая «энциклопедия ремесел» Древнего Рима.

Вот продавец люпина (lupinarius), затем бронзовых дел мастер (aerarius) и его мастерская, потом кондитер (dulciarius), продавец тканей, умеющий шить туники (vestiarius), вход в небольшое домашнее святилище Исиды, продавец цветов, специализирующийся на погребальных венках (coronarius), зеркальных дел мастер (specularius), зеленщик (pomarius), дамский сапожник (baxearius), торговец жемчугом (margaritarius), чей магазинчик примыкает к мастерской его брата, который обрабатывает слоновьи бивни, привезенные из далекой Африки (eborarius). Наконец, непременный «бар» (popina), куда многие приходят, чтобы съесть свой легкий завтрак.

Поражает непрекращающееся движение людей. Подобно пчелам, неустанно перелетающим с цветка на цветок, под портиками снуют клиенты, переходя из лавки в лавку. Это типичная картина римского утра.

Подлинной (и, кстати, весьма современной) бедой для столицы империи является самовольный захват торговцами с их столиками и товаром общественной земли под портиками. Часто сам магазинчик «выползает» на тротуар, вызывая недовольство прохожих и даже императоров, как Домициан, который возмущался превращением Рима в одну огромную лавку… Домициан попытался ввести закон, призванный освободить улицы Рима от этого нашествия «цирюльников, держателей харчевен, поваров и мясников…». Но эффект от этой меры оказался нестойким.

В Риме нет «цеховых кварталов», за исключением складов у Тибра или на Авентине. Но зато есть «специализированные» улицы, например улица книгопродавцев в квартале Аргилет, близ Субуры. А еще улица парфюмеров (vicus unguentarius), улица, где можно купить или починить обувь (vicus sandaliarius). Есть даже улица «банкиров» и менял (vicus и clivus argentarius).

Чаще же разные лавки и мастерские разбросаны по всей столице, что является вполне современной чертой.

Поражает другой факт. Ряд таберн идет вдоль всего здания. Это бывшие жилые комнаты первого этажа инсулы или особняка, где обычно живут богатые семейства. Владелец отделил их от остального дома стеной. А затем, сделав выходы на улицу, сдал в аренду лавочникам, получая от этого неплохой доход. Неудивительно, ведь слово «доход» весьма в ходу у римлян. Никто этого не стыдится, наоборот, считается вполне естественным, когда недвижимость приносит доход.

Порой, как мы видим по развалинам Остии, весь первый этаж инсулы превращается в помещения для магазинов и лавок по внешнему периметру, а внутри – для прачечной, ремонтной мастерской, святилища… Таким способом владелец разнообразит (и приумножает) свои источники дохода: это не только квартиры на верхних этажах, но и лавки, выходящие на улицу, внутренние мастерские и службы…

Сколько работают лавочники и ремесленники? Больше или меньше, чем мы? Удивительно, но они работают меньше, чем сегодня. Произведя некоторые подсчеты и сравнив данные античных текстов, Жером Каркопино пришел к заключению, что рабочий день в Риме длится приблизительно шесть часов. Практически с рассвета и до обеда. В остальное время дня не работают: ходят в термы или занимаются чем-либо иным… Естественно, имеются и исключения: цирюльники и антиквары, к примеру, выбиваются из общего расписания: ведь основная масса клиентов приходит к ним после работы.

9:40. Встреча с божеством

От этих размышлений нас вдруг отвлекает странный аромат. Легкий, но проникающий, ни приятный, ни отталкивающий. И очень знакомый: это запах ладана. Оглядевшись, мы обнаруживаем, что стоим на миниатюрной площади: посередине нее мраморный алтарь, а сразу за ним – небольшой храм с лестницей. Он возведен на одной стороне улицы, подобно маленьким приходским церквушкам вдоль оживленной магистрали в центре города. На ступеньках не сидят нищие, хватающие вас за полы одежды. Странно. Однако все сразу же выясняется: служба уже кончилась. Действительно, на алтаре (цельный блок мрамора, украшенный искусной резьбой и гирляндами живых цветов) заметны следы свершившегося обряда: капли крови, жаровня с гаснущими головешками и обуглившимися остатками пищи, – приношений богам.

Слуги убирают лестницу. Сейчас они унесут жаровню и приведут алтарь в порядок. Мы подходим к храму и поднимаемся по лестнице: храм имеет классическую форму, с крышей и колоннадой, окружающей целлу – святая святых, со статуей божества, часто из золота или слоновой кости либо же из ценных сортов мрамора. Туда могут заходить только священнослужители. Верующие должны оставаться снаружи, а общественные богослужения проводятся на алтаре, который расположен за пределами храма.

Мы у колонн, несущих фронтон храма. Они из розового египетского гранита. Странно: рядом с гранитом всегда ощущаешь прохладу, но, возможно, это всего лишь утренняя тень. Служители, убиравшие лестницу, пространство внутри колоннады и целлу, оставили приоткрытой тяжелую бронзовую дверь. Мы подходим поближе. Запах ладана все сильнее, – словно невидимый священный эфир сочится из-за приоткрытой двери. Мы заглядываем в щель между двумя створками. Сперва в полумраке трудно что-то различить. На стенах висят светильники, вокруг расставлены канделябры (и никаких факелов, как показывают в фильмах). Постепенно наши глаза привыкают к полумраку, и в глубине целлы проступает неясный силуэт. Наверное, это статуя божества. В слабом свете ламп виднеется мускулистый торс, почти как у Геркулеса. Статуя из позолоченной бронзы. Однако в ней есть нечто странное: у этой статуи два лица – спереди и сзади! Это Янус, двуликий бог, он покровительствует всякого рода изменениям и «переходам» и в целом «началу и концу» любой вещи или явления.