Читать книгу "Я забыл умереть - Халил Рафати"

Он достал миниатюрный желтый шарик и разорвал его зубами, обнажив черную, склизкую массу. Потом взял пустую пивную банку, отрезал донышко, перевернул и положил героин в эту сковородочку и щелкнул зажигалкой. От жара пламени героин растопился. Затем этот парень попросил ручку, отвинтил заднюю крышку, вытащил стержень и обрезал кончик. Так получилась соломинка. Он протянул ее мне.

Я уставился на него.

— Что это?

— Держи.

— Что мне с этим делать? Выпить?

— Чувак, здесь тебе не гребаное «Криминальное чтиво»[57]. Это сделка. Это героин. Возьмешь? Присутствующие рассмеялись. Мне вспомнилось, как мои земляки потирали руки, злорадствуя, что я не еду в Калифорнию. В очередной раз я попадался в ловушку амбиций и своего эго.

— Да, да, — сказал я. — Разумеется.

— Смотри, — сказал он, вставил в нос соломинку и втянул капельку жидкости. — Вот как это делается. И протянул мне ручку.

Я взял ручку и втянул остальное. Тут же по моему телу растеклась теплая немота. Я буквально сполз вниз по стене. Приятное, легкое, умиротворяющее чувство. Я сидел, откинувшись на стену, и коктейль экстази, кетамина и героина исполнял музыкальную симфонию в моей голове.

Мне не нравились эти ребята, что предложили мне героин, но, как вы уже догадываетесь, я взял у них номер телефона. Мне хотелось еще. Мне понравилось это чувство. Но еще больше мне понравилась реакция людей, обалдевших от увиденного.

Вместе с тем я ненавидел героин. Эта вонь вызывала рвотные позывы, я весь чесался. Я расчесывал ноги, руки и нос до ссадин. Когда Дженнифер спросила, почему я на героине, я рассмеялся и сказал: «Потому что я музыкант!»

Скажу, что героин вернул мне то, в чем я всегда нуждался. Он вернул мне детство. Мой мозг иссыхал от экстази, ЛСД, кетамина, бутирата, грибов и всего остального. Ясно, что удовольствие, насильственно извлекаемое мной из области среднего мозга, мой роман с запрещенными химическими веществами — все это не могло длиться вечно. Героин был другой. Один вдох — и я ощущал мир и покой, исчезали депрессия, тревога, голод, боль… Не было ничего. Я ни от кого не зависел, я был в безопасности, я был спокоен и бесстрашен. Тепло разливалось в груди. Я сочинял песни и стихи, почти все время витал в облаках, пребывал в полусонном состоянии, грезил наяву.

Из-за нового романа с героином у меня не оставалось времени на ежедневную торговлю веществами, но я все-таки обстряпал пару делишек. Эта была большая оптовая партия кетамина, которую я продал известному организатору голливудских рейвов. На деньги, которые сами плыли в мои руки, я прикупил солнечные очки John Paul Gaultier, кольца Chrome Hearts и разгуливал по улице как кинозвезда со свитой из трех охранников.

Поздним вечером я был на концерте в «Малибу Инн», паря высоко, как бумажный змей, под героином и экстази. Я вышел на улицу покурить и увидел там этого актера. Назовем его Джеймс. Он сидел за столом со стайкой девочек. Со мной тоже были девочки, и он жестом подозвал меня к себе.

— Здорово, садись.

Я плюхнулся за стол, испытывая эйфорию от коктейля химических веществ.

— Хочешь дунуть?

Я понятия не имел, что он хочет сказать, но не подал виду.

— Да, конечно.

Он протянул мне стеклянную трубочку. Я вдохнул. Мой приход был молниеносным и совершенно ошеломительным. Мне казалось, что я сейчас умру от разрыва сердца, но я не видел в этом ничего плохого. В ушах зазвенело. Я схватился за ручки кресла, боясь, что катапультируюсь в космос. Какое-то оргиастическое состояние. Мое тело еще не было знакомо с такими сильными веществами, и не было никакого сомнения в том, что я совершил ошибку, попробовав их. Смертельную ошибку. Я чувствовал себя грабителем банка, который вынес тапки вахтера, но это было офигительно.

— Боже мой, — пробормотал я.

Это был крэк. Впрочем, никто в Малибу не называл его крэком — это сленг наркоманов из гетто. Здесь его называли «свободное основание» или просто «основание». Этот вид кокаина можно курить, он стал известен в семидесятые годы. Кокаин обрабатывался эфиром. Но мы курили кокаин, обработанный водой и пищевой содой, также известный как крэк-кокаин. И чтобы не парить себе мозги, мы всегда называли его «свободное основание».

Джеймс улыбнулся и пригласил меня на вечеринку к своему другу. Там мы курили крэк до рассвета. Потом я вернулся в дом Дженнифер. Я сам не верил в то, что натворил. Я чуть не залился слезами, когда разбудил ее и сообщил: «Я курил гребаный крэк всю ночь напролет. Это мерзость».

Я сказал ей, что это все равно что сосать член дьявола.

— Я чувствую зло. Никогда, никогда больше не попробую это дерьмо.

Меня хватило на два дня.

Я позвонил Джеймсу. Поехал к нему домой с героином, которого хватило бы, чтобы прикончить целый взвод. У него нашлось тридцать доз по грамму уже готового крэка. Мы курили три дня подряд. Я был неуязвимым. Я был всемогущим. Я не умел играть в баскетбол, но был уверен на все сто, что если выступлю в «Лос-Анджелес Лейкерс», то завоюю все призы, хотя во мне росту было сто семьдесят четыре сантиметра. Когда это наконец-то закончилось, на меня опять навалилась тоска, я снова почувствовал себя отвратительно и мерзко. Это был ужасный панический приступ. Хуже, чем похороны любимой девушки. Но я обнаружил, что, если выкурить большую дозу героина, мои чувства заснут, и сам я тоже провалюсь в сон.

Окружающие понимали, по какой дорожке я иду, но «дорожки» кокаина были сильнее. Я курил героин каждые три часа три месяца подряд, и теперь я сидел на крэке. Друзья пытались открыть мне глаза, но я только отшучивался, смеялся над ними, заявляя, что они — слабаки и что «тяжелые» наркотики им не по зубам.

Вместе с Дженнифер мы снимали дом в каньоне Декер. Однажды утром я вылез из постели, открыл шкафчик с наркотиками, как я это всегда делал по утрам, достал соломинку, расстелил фольгу, положил кусочки мази (героин), подогрел их и начал вдыхать пары. У нас часто ночевали гости. У Дженнифер была сестренка Эми. Она спала на кушетке, но вдруг открыла глаза и несколько минут смотрела на меня.

— Что ты делаешь? — спросила она.

Я курил мазь и не реагировал.

— Ты о чем?

— У тебя не нашлось другого времени?

— Что? Ты о чем?

— Воскресное утро, половина девятого, — ответила Эми. — Зачем ты это делаешь?

— Что такого? Мне надо немного подлечиться.

— Почему не бросишь?

— Потому что не хочу.

Потом Эми сказала:

— Ради меня бросишь?

— Я могу бросить в любое время, когда захочу.

— Что, прямо в любое?

— Ну, конечно же, Эми. Я могу бросить в любое время, когда только захочу.