Читать книгу "Флоренция - дочь Дьявола - Иоанна Хмелевская"

Триумф был полный и абсолютный. Моё моральное удовлетворение достигло таких размеров, что я даже не обратила внимания на то, на кого и сколько ставят. Я выиграла последовательность с Флоренцией, потому что ставила на неё во всех сочетаниях, угадала триплет, весьма скромный, потому что перед Флоренцией пришли одни фавориты, после чего проиграла следующий триплет и квинту, потому что Марокко не пришёл первым. Что-то с ним случилось, потом я узнала от Моники, что именно: разумеется, снотворное. Потрясающий жеребец, мчался как следует почти всю дистанцию и ослабел только у финиша. Он стал вторым, и ведь не было повода его дисквалифицировать, разве что у комиссии хватило бы духу мыслить смело. Увы… Молодая девушка-жокей, Яжиняк, уезжала с турфа со слезами на глазах, тем более что из публики в её адрес летели различные колкости и издевательства. Оказалось, что народ наш прозрел только во время скачки с Флоренцией. Потом ослеп по новой…

Теперь торжествовал Юрек, который предчувствовал, что будет что-то не то, и свою склонность к соглашательству преодолел к четвёртой скачке. В пятой он не остановился на Марокко, поставил на трех разных лошадей и угадал. Триплет от ста двадцати тысяч подпрыгнул до двух миллионов.

— И квинта у меня получилась, — гордо сказал он.

— Она будет ненамного выше, — загасила я его радость, поскольку зачем ему лишние разочарования в жизни? — Все деньги тут делает Фагот, потому что все ставки опирались на Марокко. Может, миллиона три дадут, но на большее не рассчитывай.

— Лучше три миллиона, чем ничего… Дали три двести. Разбогатеть я не успела, потому что за последовательность с Марокко заплатили гроши. Мне было все равно, счастье от победы Флоренции меня переполняло, и его ничто не могло затмить.

— Ты права, — сказала Мария, проиграв на Марокко, как и весь ипподром. — Я тоже теперь буду ставить только на одну Флоренцию.

* * *

Зигмусь Осика вышел из конюшни после целого дня работы и опёрся локтями на створку ворот. Он вздохнул, оглядел небо и землю, посмотрел в сторону и вдруг заметил какого-то типа, который точно так же положил локти на другую створку.

Зигмусь его знал. Это был некий Ворощак, который работал главным образом на разгрузке-погрузке. Благодаря редкостной физической силе Ворощак был очень хорош в своём деле, он грузил все на все без малейшего притом усилия. Солому из денников, которая пользовалась спросом при разведении шампиньонов, сено в любом виде, мешки овса, без малого живую лошадь мог бы поднять на руках. Но к лошадям его вообще-то старались не допускать, потому что характер у него был весьма несообразный. Лошади его единодушно не любили. От него вечно несло перегаром, хотя вёл он себя как трезвый и одинаково относился к живым и неживым объектам. Ему было совершенно все равно, что поддеть на вилы: копну сена или живого человека.

Теперь он стоял, опираясь на створку, и таращился в пространство, двигая челюстями, словно что-то пережёвывал.

— Придержишь Флоренцию, — буркнул он Зигмусю, не вдаваясь ни в какие дипломатические тонкости.

Зигмусь по-наполеоновски сложил руки и тоже уставился в пространство, словно не слышал. Ворощак не понял, притворяется Зигмусь или нет.

— Понял, нет, — сказал он. — Придержишь эту вашу Флоренцию. Два лимона.

Зигмусь прекрасно понимал, что за придержание Флоренции он послезавтра получит два миллиона. Его не убедили бы и два миллиарда. Он перестал симулировать глухоту.

— Дерьмо собачье, — вежливо сказал он.

— Три, — пробормотал Ворощак.

— Отгребись.

— Ну ладно, четыре.

— И сорок мало, — холодно сказал Зигмусь, решившись на переговоры, потому что беспокоился за лошадь. — Её не придержишь.

Ворощак долго молчал, мучительно думая, что для него было усилием пострашнее чистки всех вместе взятых конюшен.

— А почему? — наконец изрёк он.

— Потому что она сильная как бык. Устроит спектакль. Её дисквалифицируют и вернут людям ставки. Кому это надо?

Слова «спектакль» Ворощак не знал, но звучало оно по-учёному и произвело на него впечатление.

— А за пять? — рискнул он.

— Она считать не умеет и по магазинам не ходит.

— Укольчик ей…

— Нет.

Разговор не клеился. Ворощак жевал, глядел вдаль и делал вид, что думает. Зигмусь действительно думал, поспешно и лихорадочно соображая, как предотвратить покушение на Флоренцию. Этого амбала к нему подослали… С кем-то на уровне гомо сапиенса он смог бы договориться, искренне рассказав про характер лошади, а с этим кочаном капусты разговор просто невозможен…

Из-за конюшни вдруг выехал на велосипеде тренер Черский. Он увидел два силуэта, прикипевших к воротам, притормозил, упёрся ногой в землю и молча смотрел на них, не слезая с седла. Зигмусь попробовал взглядом показать ему, что попал в беду. Черский с Вонгровской жили в мире и согласии, прекрасно ладили, и при желании Черский мог помочь Вонгровской. Немая мольба оказалась излишней. Черский Ворощака тоже знал и с места в карьер сообразил, что тут что-то неладно. Ему не потребовалось долго гадать, что именно.

Ворощак начинал сердиться. За сами переговоры ему обещали полмиллиона, но он рассчитывал на то, что ему достанется больше. Если бы Зигмусь согласился на пять, у него оставалось ещё кое-что для себя, однако этот дурень все упрямился! И Черского дьявол сюда принёс, но тренер — это фигура, ему не прикажешь, чтобы шёл к такой-то матери на быстром катере. В глупую башку Ворощака больше ничего не приходило, поэтому он все стоял, молча двигал челюстями и таращился на ворота соседней конюшни.

— Ну? — сказал наконец Черский. Зигмусь сделал однозначный жест головой в сторону противоположной створки ворот.

— Сколько и за кого? — деловито спросил Черский.

— Пятёрка. За Флоренцию.

Черский презрительно пожал плечами.

— Ну и удумали… Какой идиот тебе это поручил? — обратился он к Ворощаку.

Ворощак тоже пожал плечами. Он внезапно оказался в затруднительном положении. Он работал здесь и рисковать не хотел, потому что ему нравилась не столько сама работа, сколько сопутствующая ей атмосфера. Свой интерес всегда можно было соблюсти, с таким характером, как у этого паршивого Осики, сталкиваться приходилось редко. Он знал, что Осика на хорошем счёту, Черский тоже считается человеком приличным и честным, уступает кому-нибудь редко и под большим нажимом. Войну с ними развязывать не надо бы. С другой же стороны, работодатели нажимали, и он хотел бы выполнить порученное задание, хотя похоже было, что не все так ладно получается. Наверное, дело все-таки в лошади, потому что люди — они и есть люди…

— Ну, нет так нет, — буркнул Ворощак. Он оторвался от створки ворот и исчез за конюшней.

Зигмусь Осика подождал, пока враг уйдёт.

— Ну и скажите вы мне, пан тренер, — проговорил он огорчённо, — что же теперь делать? На мошенничество я не пойду даже за шахту бриллиантов, во всяком случае не с Флоренцией. Даже если бы я и захотел, в итоге меня ссадят и на этом кончится. Что будет?