Читать книгу "Наполеон, или Миф о "спасителе" - Жан Тюлар"

Глава V

ВОСТОЧНАЯ ГРЕЗА ИЛИ ПОЛИТИЧЕСКИЙ МАНЕВР?
ЭКСПЕДИЦИЯ В ЕГИПЕТ

«Двадцать выигранных сражений так к лицу молодости, так сродни горящему взору, бледности и известной разочарованности». Директория трепетала перед Бонапартом, чье могущество возросло вдруг до угрожающих размеров. Главнокомандующий Английской армией, который мог рассчитывать на слепую преданность армии Итальянской, завоевавший в Раштатте симпатии части войск, дислоцированных в Германии, Бонапарт располагал силами, достаточными для того, чтобы разогнать исполнительную власть. Тем более что имелся хороший предлог: стоило дать ход документам, найденным в портфеле графа д'Антрега, и интриги некоторых членов Директории были бы разоблачены.

Однако Бонапарт, обладавший верным политическим чутьем, решил, что час нового военного переворота еще не пробил. Только что «фрюктидоризовали» роялистов, якобинцы не пошли бы за ним, а общественность не поддержала бы власть военных: слишком велико было предубеждение против политиканствующих генералов. Авторитет Бонапарта зиждился не только на его победах, но и на его лояльности по отношению к Республике. В глазах общественности он являл собою образ бескомпромиссного героя, единственного генерала — победителя минувшей кампании. Лубочные картинки, народное песенное и поэтическое творчество сделали его своим кумиром, подхватив стартовавшую в Италии пропагандистскую эстафету. На театральной сцене шел спектакль «Мост через Лоди», и на каждом представлении имя победителя встречалось овациями. Даже улица Шантрен, где находилась его резиденция, была переименована в улицу Победы. И при этом, в отличие от Гоша, он ухитрился не пасть жертвой собственной мнительности и куда как переменчивого общественного мнения. По возвращении в Париж Бонапарт счел за благо напустить на себя вид скромного и слегка скучающего гостя на устраивавшихся в его честь праздничных банкетах. Лишь однажды он позволил себе выйти из роли, заняв 25 декабря 1797 года оставшееся вакантным после Карно кресло в Ин-статуте[8] по классу естественных наук. Дальновидный маневр, обеспечивший ему поддержку идеологов, «неподкупной совести» нисходящей Революции. Кроме того, членство в престижном учреждении еще более упрочило его славу. Открытое заседание 4 января 1798 года, состоявшееся по случаю его избрания, получило широкий резонанс.

«Бонапарт, — писала газета «Монитор», — прибыл на заседание безо всякой помпы, скромно занял свое место, сдержанно внимал похвалам, расточаемым ему докладчиками и зрителями, и удалился. Ах, до чего же хорошо знает он человеческое сердце, и в особенности психологию народных правительств! Скромностью и непритязательностью вынужден порядочный человек добиваться у них расположения, которое невежды и пошляки неохотно оказывают ему повсюду, и реже, чем где бы то ни было, — в Республиках».

Почему именно Египет?

Вы горы перешли, теперь и океаны Переплывете, гордые тираны Склонят главу пред теми, кто в бою Отстаивает Родину свою. …Какие скалы им убежищем послужат, Когда Нептун свой гнев вдруг обнаружит? И нация, привыкшая к победам, Расправится с заносчивым соседом?— И вновь, как при Арколе и Лоди, Пойдет в атаку армия Героев, И Генерал великий — впереди.

В действительности же 8—20 февраля 1798 года, в ходе инспекционной поездки, Бонапарт убедился в огромных трудностях, связанных с высадкой в Англию. Он рисковал лишиться своего авторитета в экспедиции, в которой Гош однажды уже потерпел неудачу. В отчете, направленном 23 февраля Директории, он, в частности, писал: «Какие бы усилия мы ни прилагали, пусть даже на протяжении нескольких лет, нам не достичь военного превосходства на море. Попытаться высадить десант в Англии, не обеспечив предварительно контроля над проливом, — самая рискованная и сложная из операций, которые когда-либо осуществлялись. Для ее проведения потребуются долгие ночи, начиная уже с этой зимы. После апреля лучше вообще ничего не предпринимать».

Он предложил два варианта — напасть на Ганновер или захватить Египет. 14 февраля с этим проектом перед Директорией выступил министр иностранных дел Талейран. Первый вариант казался вполне приемлемым: он в полной мере отвечал как полководческому честолюбию Бонапарта, так и интересам директоров, озабоченных тем, чтобы поскорее избавиться от опасного генерала. Война с Египтом казалась форменным безумием: Франция должна была лишиться армии и опытного генерала (в условиях, когда на континенте в любой момент могла разразиться новая война), избежать встречи с английским флотом в Средиземном море и вторгнуться в неведомую страну (что бы там ни говорил французский консул в Каире Магаллон, уверяя, что ее оккупация не составит труда). И все же Восток завораживал Бонапарта. Кроме того, его устраивало, что политическая ситуация во Франции могла спокойно дозревать в его отсутствие. Общественность, узнав о проекте, воодушевилась перспективой похода в таинственную страну, воспетую в «Руинах» Вольнея. Наконец, Директория не без удовольствия отнеслась бы к отступлению нависшей над ней угрозы.

Оккупация Египта позволяла решить сразу три стратегические задачи: захватить Суэцкий перешеек, блокировав тем самым один из путей, связывавший Индию с Англией, заполучить новую колонию, которая, по словам Талейрана, «одна могла бы компенсировать все владения, утраченные до сих пор Францией», завладеть важным плацдармом, открывающим доступ к основному источнику процветания Англии — Индии, где Типпо-Сахиб вел освободительную войну с британскими колонизаторами.

Военно-исторические цели похода на Восток совпадали с научными интересами Франции. Поход вписывался в долгую череду этнографических путешествий XVIII века. Предполагалось, что к армии присоединится научно-исследовательская экспедиция, с тем чтобы впоследствии на основании собранных материалов создать Институт Египта. В путешествии приняли участие отобранные Монжем, Бертолле и Арно 21 математик, 3 астронома, 17 инженеров-строителей, 13 натуралистов и горных инженеров, столько же географов, 3 химика, специалисты по пороху и селитре, 4 архитектора, 8 рисовальщиков, 10 механиков, 1 скульптор, 15 переводчиков, 10 литераторов, 22 наборщика, в распоряжении которых имелись латинские, греческие и арабские шрифты. Список прославленных имен выдающихся деятелей впечатляет: Монж, Бертолле, Костаз, геометр Фурье, минералог Доломье, астроном Мешэн, натуралист Жофруа Сент-Илер, врач Деженетт, прославившийся своими карандашами химик Конте, археолог Жомар, ориенталист

Жобер, гравер Виван Денон… А также художник-флорист Редуте, пианист Рижель и поэт Парсеваль-Гранмезон, муза которого останется, правда, безучастной к этой эпопее.

Придав военной кампании научно-исследовательский характер, Бонапарт подтвердил свою принадлежность к касте идеологов. В конечном счете завоевание Египта являлось для него прежде всего внутриполитической акцией. Бонапарт был, несмотря на приписываемые ему высказывания, слишком трезвым реалистом, чтобы мечтать о создании восточной империи наподобие той, которой увековечил себя Александр Македонский. Слишком уж много препятствий ждало его на этом пути, начиная с религии и языка. Разумеется, он рассчитывал со временем поделить с русским царем оттоманские владения, мечтал о новом Египте, возрожденном благодаря протекторату французской администрации, а то и о мировой Империи. Однако в 1798 году он думает прежде всего о том, как, уехав в такую даль, не растерять свой авторитет. Но вот он пересек Средиземное море, и Египет начинает рисоваться ему легкой добычей. Бонапарт надеется, что, пока в Париже будет углубляться правительственный кризис, военные успехи приумножат его славу. И не скрывает этого. Нацелившись на Францию, он замахивается на Европу. Когда это произойдет? И как? Этого он пока не знает, однако явно не намерен заживо хоронить себя в Египте.