Читать книгу "Василий Шульгин. Судьба русского националиста - Святослав Рыбас"

Царь воспринимал СРН как союзную силу. Так, в его телеграмме от 5 июня 1907 года говорилось: „Да будет же мне Союз русского народа надежной опорой, служа для всех и во всем примером законности и порядка“.

С точки зрения идеологов черной сотни, „антирусский“ характер революции 1905–1907 годов проявился в активном участии в ней национальных меньшинств, ставивших целью оттеснение носителей базовых русских ценностей от власти и развал страны. В аксиому был возведен тезис, что российская революция носит „инородческий“ и „еврейский“ характер. „Русское знамя“ заявляло, что революция поддерживалась „жидовским золотом, японской дружбой, финляндским оружием и польской изменой“…

Правомонархисты подчеркивали, что революция значительно ослабляет силы нации, поскольку разрушение старого и создание нового государства является исключительно затратным…

В этих оценках черносотенцы были не одиноки. Такой же характер революции 1905–1907 годов подчеркивали и националистические партии, в частности Всероссийский национальный союз (ВНС).

Будущее революционной России изображалось в мрачных тонах…» [49]

Среди руководства СРН было много известных священников, ученых, писателей: академик А. И. Соболевский, митрополит Антоний (Храповицкий), архиепископ Ярославский и Ростовский (будущий патриарх) Тихон (Белавин), протоиерей Иоанн Кронштадтский. Всего же в таких организациях, как Русское собрание, Союз русских людей, Русская монархическая партия, Союз русского народа, Русский народный союз имени Михаила Архангела, Всероссийский национальный союз, состояли многие выдающиеся специалисты: академик-филолог К. Я. Грот, академик-ботаник В. Л. Комаров (впоследствии — президент Академии наук), академик-историк Н. П. Лихачев, академик-византиевист Н. П. Кондаков, создатель первого в России оркестра народных инструментов В. В. Андреев, врач-профессор С. С. Боткин, актриса М. Г. Савина, поэты Константин Случевский и Михаил Кузмин, художники Константин Маковский и Николай Рерих, книгоиздатель И. Д. Сытин, наш знакомый профессор Д. И. Пихно…

Шаткость устоев после убийства Царя-освободителя не переставала волновать традиционалистов, причем неустойчивость не верхушечная, а глубоко фундаментальная. Вот как о несдерживаемой народной массе высказывался философ и историк Федор Степун: «Было бы величайшей ошибкой мыслить себе революционные массы крестьян, идущих жечь барские усадьбы, совершенно непохожими по своему внутреннему облику и по своим переживаниям на охотнорядских молодцов, громящих студентов и „жидов“.

Психология обеих толп вряд ли очень различна. Прежде всего необходимо, конечно, протестовать против распространенного в левых кругах представления, что „красная“ банда — всегда масса, а „черная“ масса — всегда банда»[50].

Ленин тоже не обошел тему черносотенцев: «В нашем черносотенстве есть одна чрезвычайно оригинальная и чрезвычайно важная черта, на которую обращено недостаточно внимания. Это — темный мужицкий демократизм, самый грубый, но и самый глубокий»[51].

В другом месте он прямо утверждал, что тот, кто против революции, — тот черносотенец.

Кстати, в допетровской Руси лично свободные обитатели слобод и посадов, податное население, то есть простой православный народ, назывались «черными». Из этих «черных» или «земских» людей и образовались «разряды или местные общества», которые назывались «черные сотни».

В 1906–1908 годах черносотенство было самым массовым общественно-политическим движением России. По подсчетам Департамента полиции, в 1906 году его участников насчитывалось около пятисот тысяч человек, сами черносотенцы называли до трех миллионов.

Революция 1905 года была пиком активности правоконсервативных слоев общества. После Столыпинской аграрной реформы и политического модернизационного процесса «черная сотня» отошла на третий план и в феврале 1917 года оказалась неспособной защитить ни Церковь, ни монархию.

Разница между СРН и ВНС была очевидной. Националисты ставили во главу угла нацию и отодвигали на второй план православие и самодержавие, главнейшие для черносотенцев. После окончания революции черносотенное движение пошло на спад, тогда как националисты сочли возможным встроиться в думскую систему разделения властей и стали вполне респектабельной, хотя и не основной парламентской силой. Здесь нашел свое место и Шульгин.

В известном смысле националистами можно было назвать и выдающихся отечественных либеральных философов, отшатнувшихся от революционного ужаса 1905 года и издавших знаменитый сборник «Вехи». Петр Струве в статье «Интеллигенция и революция» фактически отрекся от своих прошлых идей: «Идейной формой русской интеллигенции является ее отщепенство, ее отчужденность от государства и всякого общественного порядка как таковых»[52].

Впрочем, разница между национальными объединениями была ощутимой. Всероссийский национальный союз (ВНС) был ближе к чисто русским проблемам.

Действительно, по доходам, уровню образования, продолжительности жизни русские находились далеко не на первом месте, уступая полякам, финнам, татарам, евреям, армянам. Бюрократический аппарат империи относился к обеспечению прав русских, мягко говоря, равнодушно, что особенно проявлялось на окраинах. Так, соратник Шульгина по Думе епископ Волынский Евлогий (Георгиевский) утверждал, что русские чиновники подчинились богатым польским помещикам и отстаивают их интересы. Нерусские народы получали налоговые льготы. На Кавказе при равнодушии наместника Воронцова-Дашкова регулярно происходили убийства русских, а русские предприниматели жаловались, что наместник полностью следует в русле экономических интересов армянских торговцев. В Санкт-Петербурге, Киеве полицейские сплошь и рядом нарушали закон о еврейской черте оседлости и демонстрировали незаинтересованность выдворять из городов незаконно там проживающих внутренних мигрантов. При этом полиция рассматривала евреев как постоянный источник собственного коррупционного дохода.

Как видим, все эти проблемы отличаются большей конкретностью, чем программы других русских объединений. Однако коронная власть никогда не воспринимала чаяния своих православных подданных в качестве обязательных для исполнения, будучи не чисто русской, а имперской властью. Националисты этого не понимали или не хотели понимать.

Наибольшей поддержкой ВНС пользовался в юго-западных и западных губерниях, где русские землевладельцы и городская элита ощущали как экономическое, так и культурное и политическое давление со стороны инородческого элемента (польских помещиков, еврейских предпринимателей, украинской интеллигенции и т. п.).