Читать книгу "Генерал Родимцев. Прошедший три войны - Илья Родимцев"

Лишь с помощью срочно переброшенного резерва удалось приостановить наступление итальянцев. Но главное – на подходе уже были 11-я и 12-я интернациональные бригады. Командиром 12-й интербригады был генерал Лукач – известный венгерский писатель Матэ Залка.

Много замечательных, известных людей повстречал в Испании Александр Родимцев. Генерал Лукач был одним из них. Подпоручик австро-венгерской армии Матэ Залка в 1916 году попал в русский плен. После революции он вступил в ряды Красной армии. А когда окончилась Гражданская война, пришел работать в Наркомат иностранных дел, был на партийной работе. Но все-таки главным его призванием была литература. Талантливый писатель Матэ Залка был близко знаком с Николаем Островским, Ильей Эренбургом. Он приехал в Испанию в дни обороны Мадрида.

Впервые отец встретился с Лукачем в конце 1936 года, в штабе его бригады. За время боев под Гвадалахарой он часто встречался в боевой обстановке с этим человеком незаурядной судьбы и огромного обаяния. Между ними сложились, несмотря на разницу в положении и в возрасте, очень теплые, дружеские отношения. Свои устные и письменные обращения к отцу он обычно начинал словами «Дорогой мой Павлито…» Однажды, по его просьбе, отец несколько дней провел в его бригаде, приводя в порядок неисправные пулеметы, а Матэ Залка подарил ему пистолет «вальтер», с которым отец не расставался и в Испании, и в военных походах, и в Великую Отечественную. С болью в сердце отец узнал летом 1937 года о гибели под Уэской генерала Лукача. В своих воспоминаниях отец писал: «Погиб боевой друг, талантливый командир… Те, кому довелось жить рядом с ним или бороться, надолго сохранят образ сына венгерского народа, героя Испании».

Девятого марта отец получил приказ отправиться в 11-ю бригаду, которой командовал немецкий коммунист Ганс Кале, для оказания помощи в организации взаимодействия с танкистами и артиллеристами. Вспоминая битву под Гвадалахарой, отец подчеркивал, что весной 1937 года поведение республиканской армии в бою разительно отличалось в лучшую сторону от самой себя образца трех-четырехмесячной давности. Хотя их действиям иногда по-прежнему не хватало собранности и дисциплины, бросалась в глаза разительная перемена в обороне: подразделения согласовывали свои действия с соседями, исчез страх перед танками – войска научились бороться с ними. А своя авиация уже давно покончила с господством франкистских летчиков в небе Испании. Военная выучка, помноженная на храбрость и обостренное чувство чести, – черты, присущие испанским воинам, сделали из этих людей настоящих солдат, способных сражаться с любым противником.

Под стать им воевали и бойцы интербригад. Отец восхищался этими беззаветными людьми. Они стойко держались даже в самых тяжелых ситуациях, решительно и смело атаковали врага, отважно действовали в разведке.

Забегая вперед, отметим, что одной из причин поражения фашистов под Гвадалахарой явилась недооценка командованием итальянского корпуса боевых качеств республиканской армии и возросшего уровня руководства войсками. В этом сражении они проявились еще отчетливее, чем в битве на Хараме.

К утру 10 марта бригада Кале успела занять позиции в районе 82-го километра Французского шоссе. Для усиления обороны прибыли танкисты под командованием Погодина. Друзья – Родимцев и Погодин – снова были рядом. В это дождливое утро никто еще не знал, что начавшееся сражение явится крупнейшим в этой войне и окажет большое влияние на весь ее ход.

В этот день итальянцы провели большими силами атаки на позиции республиканцев. Вместе с командованием бригады отец находился на наблюдательном пункте, который был обстрелян артиллерией. Появились убитые и раненые, была прервана связь, управлять боем пришлось через связных.

В действиях итальянцев чувствовалась самоуверенность – танки далеко оторвались от пехоты, которая наступала цепями, в полный рост, а офицеры шли впереди с обнаженными клинками, поднятыми над головой. В критический момент боя из засады появились танки Погодина и советского добровольца Баранова. Противник понес большие потери и в беспорядке отступил. Однако вскоре атака повторилась, и пехота снова, как будто не было утреннего жестокого урока, шла в атаку стройными рядами. Большинство наступавших солдат противника были уничтожены, многие взяты в плен. Умелые совместные действия всех обороняющихся привели к тому, что все участвовавшие в этот день в бою итальянские танки были сожжены или выведены из строя.

На следующий день отец узнал о геройском поступке Дмитрия Погодина. Когда на одном из участков обороны танки противника устремились на единственный мост через реку, навстречу им на него выехал республиканский танк и открыл огонь. Головная фашистская машина загорелась, движение по мосту было заблокировано. Все попытки убрать танк с пути были пресечены огнем республиканской пехоты и танков, опасность прорыва миновала. Позже за этот подвиг Погодину было присвоено звание Героя Советского Союза. Александр Родимцев больше всех радовался за своего друга.

Вечером того же дня отец по приказу Петровича вернулся в Мадрид. Беседа их на этот раз затянулась. Он подробно рассказал Петровичу о действиях итальянцев, об обстановке в республиканских частях, о том, как грамотно воюют все – испанцы, бойцы интербригад и советские добровольцы. Особый интерес вызвало его сообщение о том, что советские танки по своим боевым качествам намного превосходят всю бронетехнику интервентов.

Выслушав его доклад, Петрович приказал отцу выехать в дивизию Листера, которая выдвигалась на Гвадалахарское направление. Вместе с отцом должен был выехать и Николай Гурьев. Он пригласил отца к себе в гости, чтобы вместе провести свободный вечер, а утром отправиться в путь. В маленькой комнатке Николая отец наконец-то смог прочитать полученное в этот день письмо от жены. Они вспомнили Москву, своих близких, друзей, проговорив до поздней ночи. Но выспаться на этот раз им не пришлось.

Эту ночь отец запомнил во всех подробностях и, вспоминая, каждый раз качал в задумчивости головой, словно сам не верил в то, что тогда случилось. Его разбудил нарастающий гул самолетов, а Николай уже тряс его за плечо: «Саша, Саша! Вставай, налет!» О том, что было дальше, отец вспоминал так: «Вдруг послышался пронзительный свист, потом сильный взрыв. Все пошло ходуном. Стол и койки закачались, как на палубе океанского корабля во время шторма… Я оказался на полу. Комната наполнилась дымом. Попытался крикнуть – язык не повиновался, голова кружилась. Как только дым рассеялся, мы увидели, что у комнаты осталось три стены. Четвертую словно ветром сдуло. Крыша чудом держалась… Как потом выяснилось, в угол дома попала стокилограммовая бомба». Успев выскочить на улицу в засыпанной известкой и местами порванной одежде, они смотрели на развалины и не могли понять, каким чудом они остались живы. На их глазах из дома выносили убитых и раненых, среди которых были женщины и дети. Было невыносимо тяжело видеть людское горе. Не хотелось даже думать о том, чем едва не закончилась для них эта ночь, – здесь, далеко от передовой, где, как казалось, им ничего не грозит.

Заехав по дороге в часть, чтобы переодеться, Родимцев и Гурьев прибыли в штаб 11-й дивизии к Листеру. От него отец получил приказ отправиться в хорошо ему известную бригаду Пандо, которая уже находилась на передовой, и помочь в подготовке наступления на позиции противника в местечках Трихуэке и Касса-дель-Кабо. Эти населенные пункты, расположенные вдоль Французского шоссе, противник превратил в сильные опорные пункты. Выбить его оттуда означало отбросить фашистов сразу на 30 километров от Гвадалахары, надежно перекрыть шоссе и надолго лишить их возможности организовать новое наступление на Мадрид с северо-востока.