Читать книгу "КГБ и тайна смерти Кеннеди - Олег Нечипоренко"

Марина в своих показаниях говорит о том, что, когда сведения о ее поездке в июле в американское посольство достигли Минска, она была исключена из комсомола. Созывались «собрания», на которых «члены различных организаций» пытались отсоветовать ей уезжать из Советского Союза» (ОКУ. Прил. 13. С. 708).

Согласно отчету комиссии, Марина впоследствии называла этот период жизни в Минске «совершенно ужасным временем» (там же). Освальд обо всем этом информировал американское посольство в своих письмах и даже просил правительство США вмешаться, чтобы «облегчить получение выездных виз для него и его жены» (там же). Он сообщал туда о систематических и организованных попытках запугать Марину «с целью заставить ее взять назад прошение о визе» (там же).

Когда Освальд завершил сбор всех требовавшихся для оформления выездных виз документов и сдал их в ОВИР 19 августа, стало очевидным, что дальнейшие попытки отговорить Марину от принятого решения бесполезны и могут привести к негативным последствиям. Нужно было менять тактику ведения боя. Уже через три дня появляется план агентурно-оперативных мероприятий, составленный «с учетом официального обращения Налима в июле с. г. в паспортный отдел Управления милиции г. Минска о выдаче виз ему и жене на выезд в США». В плане содержались выводы, основанные на анализе сложившейся в последнее время ситуации. В нем говорилось: «…Возбуждая ходатайство о принятии его в советское гражданство, Налим указывал, что он по своим убеждениям является марксистом и поэтому не может оставаться в капиталистической Америке, а желает строить новое коммунистическое общество.

Эти доводы Налима малоубедительны, т. к., проживая в Минске, он интереса к марксистско-ленинской теории не проявлял, к работе на заводе относился безразлично…

…Не исключено, что Налим до прибытия в СССР не был связан с американской разведкой и причиной его невозвращения в США явились симпатии к Советскому Союзу, но при посещении американского посольства в июле с. г. он мог получить там задание по сбору шпионских сведений или проведению другой враждебной деятельности с условием предоставления ему возможности возвратиться в США».

До июльского визита в посольство не зафиксировано каких-либо шпионских «зигзагов», совершенных Налимом, но с учетом последнего вывода предусматриваются меры повышенного внимания к его возможному стремлению теперь «собирать сведения военного и экономического характера». Но на этой «минуте» второго раунда оперативная обстановка диктует и новые приоритеты, поэтому ставится задача: «наряду с изучением и проверкой Налима — усиление влияния на него и жену, чтобы они не были использованы в антисоветской деятельности после выезда в США». Партийной организации радиозавода рекомендовалось окружить Освальда заботой и вниманием.

О настроениях и поведении самого Освальда в этот период с завода поступала следующая информация: «После поездки в Москву стал относиться к работе совершенно безразлично, не только не выполняет норму, но иногда совершенно бездельничает. Такое поведение Освальда вызывает возмущение рабочих, которые недовольны его бездельничаньем. В связи с этим мастер цеха предъявил к Освальду претензии и потребовал, чтобы он трудился, как все другие рабочие. Это не понравилось Освальду, и он высказывал обиду на мастера, который якобы несправедливо к нему относится. По линии партийной организации Освальду вежливо разъяснили, что он нарушает трудовую дисциплину, ведь зарплату он получает за свой труд» (Дело Освальда. Т. 1. С. 3).

Пожалуй, те, кому было поручено опекать Освальда на заводе, вели себя грамотнее, чем начальство и сослуживцы Марины. К нему, несмотря на то что он откровенно манкировал своими обязанностями, старались не предъявлять излишней требовательности, не допускать в беседах с ним каких-либо грубостей или оскорбительных выражений, проявляли внимание и в целом создавали и поддерживали вокруг него нормальную обстановку.

Как только стало известно о визите Марины с мужем в американское посольство и о планах их отъезда, ее дядя и тетя не пожелали больше видеть Освальда в своем доме, и общение между семьями прекратилось. По словам Марины, дядя и тетя с ней не разговаривали долгое время (ОКУ. Прил. 13. С. 702). Чтобы смягчить обстановку и не накалять страсти, с дядей Марины проводились беседы с целью убедить его, что Освальд уже не отступится от своего намерения и лучше, чтобы он и Марина, уехав, без озлобления вспоминали период проживания в Минске и в целом в Советском Союзе.

Когда общение с родственниками Марины возобновилось, Освальд на задаваемые вопросы о неожиданном решении уехать в США отвечал, что мысль о возвращении у него созрела давно и он по этому поводу писал письма в американское посольство. Свое намерение вернуться в ближайшее время в США объяснял тем, что по истечении более длительного срока советские власти не разрешат ему возвратиться в Америку, так как в Советском Союзе якобы существует такой закон. Он рассказал о содержании своих бесед в посольстве, подчеркнул, что там ему обещали выдать необходимую сумму денег для оплаты расходов на путь следования из СССР в Америку. С несвойственной ему откровенностью Освальд сказал, что в случае трудностей с устройством на работу в США он намерен пожить у дяди. Что касается ареста (за бегство в СССР), то он не думает, что сотрудники посольства могут его обмануть. Тем не менее Освальд обещал родственникам Марины еще раз взвесить и обдумать все обстоятельства, связанные с возвращением в Америку. Тогда же, осенью, и Марина стала колебаться, уезжать или нет, но в то же время в родственном кругу она высказывала особое беспокойство тем, как она сможет устроить свою дальнейшую личную жизнь в Союзе, имея от Освальда ребенка.

Продолжая активную переписку с посольством, Освальд тем не менее не только не рекламирует свое стремление уехать в США, но даже на прямые вопросы своих знакомых заявляет: «Нет, не собираюсь!» На заводе он окончательно отбился от рук. К концу года Освальд совершенно утратил интерес к работе (если он у него был!), в рабочие часы читает книги или вовсе уходит со своего рабочего места. На вопрос мастера, почему он уклоняется от работы, отвечает грубостью, заявляя: «Что хочу, то и делаю». Разъяснительная беседа с ним администрации тоже не возымела действия. Однако со стороны дирекции к нему проявляется исключительная терпимость: независимо от количества и качества сделанной Освальдом продукции ему постоянно начисляется 70–80 рублей в месяц. Но однажды терпение все же иссякло. 25 ноября группа рабочих радиозавода на автобусе выезжала на экскурсию в Москву. Освальд тоже записался в числе желающих, намереваясь выехать с этой группой, но по рекомендации секретаря парткома цеха не был включен в ее состав под предлогом, что плохо относится к работе. Реакция Освальда была резко негативной.

Вообще, к концу осени — началу зимы у Освальда заметно сильное раздражение в связи с молчанием советских официальных властей на его просьбу о выдаче выездных виз. Выражается это в вызывающем поведении на работе, содержании писем в американское посольство и родственникам в США, попытках встретиться с руководством ОВИРа. Когда самому это не удается, он все же добивается такой встречи для Марины, однако ей предложили ожидать своей очереди.