Читать книгу "Герои Первой мировой - Вячеслав Бондаренко"

Текст этой телеграммы Алексеев сообщил императору утром 27 февраля. Утренний доклад начальника штаба Верховному главнокомандующему вылился в долгий разговор между ними, содержание которого известно из воспоминаний генерала А.И. Спиридовича: «Государь, никогда не позволявший Алексееву касаться внутренней политики, на этот раз долго беседовал с Алексеевым. На ответственное министерство Государь категорически не соглашался. Но с мыслью, что необходимо назначить особое лицо для урегулирования продовольственного и транспортного дела, Государь был согласен. Однако никакого окончательного решения относительно Петрограда принято не было».

В письме жене Николай II описал этот разговор таким образом: «После вчерашних известий из города я видел здесь много испуганных лиц. К счастью, Алексеев спокоен. Но полагает, что необходимо назначить очень энергичного человека, чтобы заставить министров работать для разрешения вопросов продовольственного, железнодорожного, угольного и т. д. Это, конечно, совершенно справедливо». Это письмо, написанное вечером 27 февраля, свидетельствует об одном — на тот момент Николай II вполне доверял Алексееву и, более того, фактически поднял его в статусе до личного советника по государственным вопросам, в противном случае вряд ли он всерьез советовался бы с Алексеевым о чем бы то ни было да еще одобрял его позицию в частном письме.

Следом Алексеев сообщил императору еще две телеграммы — от Хабалова и военного министра Беляева. Информация от них была противоречивой — Хабалов требовал присылки надежных войск с фронта, а Беляев утверждал, что власти «сохраняют полное спокойствие». В 12.40 принесли очередную депешу от Родзянко: «Правительство совершенно бессильно подавить беспорядок. На войска гарнизона надежды нет. Запасные батальоны гвардейских полков охвачены бунтом. Убивают офицеров. Примкнув к толпе и народному движению, они направляются к дому министерства Внутренних дел и Государственной Думе. Гражданская война началась и разгорается».

Надо сказать, что телеграмма Родзянко довольно точно описывала происходящее в столице. Именно 27 февраля в Петрограде случилось худшее: на сторону восставших начали переходить армейские части. В итоге в распоряжении впавшего в прострацию генерала Хабалова осталось около двух тысяч штыков и сабель при восьми орудиях, но никакого приказа они не получили. Тогда же депутаты Думы решили не исполнять постановление правительства о ее роспуске и создали Временный комитет Государственной думы во главе с М.В. Родзянко. Чуть позже «левые» думские депутаты организовали внешне оппозиционный Временному комитету Петроградский совет рабочих депутатов во главе с М. Чхеидзе. Разместились Временный комитет и Петросовет в одном и том же Таврическом дворце.

Родзянко, как мы уже видели, 26 февраля начал бомбардировать Ставку телеграммами, в которых настойчиво пытался «выбить» из императора то самое «ответственное министерство», которое еще 4 февраля требовал у него виконт Мильнер, а 13-го — генерал Гурко. Но мнение Родзянко для императора по-прежнему значило мало. Только получив в половине восьмого две тревожные телеграммы от Беляева, сообщавшего о том, что мятеж продолжается и ликвидировать его могут только проверенные фронтовые части, император по-настоящему поверил в то, что петроградские события приняли угрожающий оборот. По итогам вечернего доклада было решено откомандировать в Петроград для прекращения бунта и беспорядков три роты Георгиевского батальона по охране Ставки во главе со старым знакомым Алексеева по Киевскому округу и Юго-Западному фронту — генералом от артиллерии Н.И. Ивановым, который назначался командующим Петроградским военным округом. Небольшое количество вверенных ему войск смущать не должно — роты Георгиевского батальона должны были взять под охрану Царское Село, а для непосредственного подавления мятежа от Северного и Западного фронтов в столицу отряжались по бригаде пехоты и бригаде кавалерии.

На первый взгляд все выглядело логично — подавлять бунт отправляли кавалера ордена Святого Георгия 2-й, 3-й и 4-й степеней, боевого генерала с огромным опытом, отлично проявившего себя еще при подавлении кронштадтских беспорядков 1906 года, пользовавшегося безграничным доверием императора. В действительности же 65-летний Иванов давно уже не годился на роль решительного полководца, который замирил бы столицу. «Алексеев, долго служивший с Ивановым, знал это лучше, чем кто-либо, — отмечал А.И. Спиридович. — И почему он провел это чисто военное назначение — является вопросом». Ответ на него прост: Алексеев заранее прекрасно знал, что Иванову поставленная ему задача в любом случае окажется не по силам.

Роты Георгиевского батальона, отряжаемые в распоряжение Иванова, также производили весьма внушительное впечатление — армейская элита, проверенные в боях офицеры и солдаты, каждый из которых имел самую почетную в русской армии награду. Но готова ли была эта элитная часть выполнять карательные функции? Ответ дает ее командир генерал-майор

69 И.Ф. Пожарский: он сказал своим офицерам, что в Петрограде приказа стрелять в народ он не отдаст, даже если этого потребует Н.И. Иванов…

С войсками, отряжаемыми с фронтов в Петроград, тоже внешне все обстояло благополучно. Всего в столицу должно было прибыть 50 тысяч опытных, закаленных боями и верных присяге фронтовиков, которые при умелом руководстве легко справились бы с вышедшими из-под контроля мятежниками. Северный фронт выделил 67-й пехотный Тарутинский и 68-й лейб-пехотный Бородинский, 15-й уланский Татарский и 3-й Уральский казачий полки, Западный — 34-й пехотный Севский и 36-й пехотный Орловский, 2-й гусарский Павлоградский и 2-й Донской казачий. Чуть позже к ним должны были присоединиться и части брусиловского Юго-Западного фронта. Все соответствующие приказы были Алексеевым отданы, и казалось бы, войска должны выступать с фронтов на подавление мятежа немедленно. Но ничего подобного не происходило. А.С. Лукомский в своих мемуарах пишет: «Насколько еще не придавалось серьезного значения происходящему в Петрограде, показывает, что с отправкой войск с Северного и Западного фронтов не торопились, а было приказано лишь “подготовить” войска к отправке». А.А. Брусилов сам запрашивал Ставку, можно ли уже отправлять эшелоны, и получил ответ от В.Н. Клембовского: «Только по получении от начштаверха особого уведомления». То есть отмашку должен был дать Алексеев лично. Заранее скажем, что части Юго-Западного фронта никакого «особого уведомления» так никогда и не дождались, а те полки, что наконец погрузились в эшелоны и двинулись на Петроград, до столицы так и не доехали — весть о свержении монархии застала войска в Луге, Пскове и Полоцке… То есть «торопились» на подавление мятежа они очень своеобразно. Случайно ли? Конечно же нет.

Тем временем в столице Родзянко уже вместе с премьер-министром несуществовавшего правительства князем Н.Д. Голицыным вместе упрашивали великого князя Михаила Александровича возглавить подавление мятежа, объявить себя регентом, а формирование нового правительства поручить князю Г.Е. Львову. Нарушать данную брату присягу великий князь отказался, но отослал Николаю II телеграмму с просьбой создать правительство во главе с Львовым. О том же всю вторую половину дня 27 февраля просил императора Алексеев. «В течение второй половины дня ген. Алексеев, несмотря на повышенную температуру и озноб, несколько раз был с докладом у Государя и упрашивал его, во имя блага Родины и скорейшего успокоения народных волнений, последовать советам кн. Голицына и Родзянко и дать ответственное министерство, — вспоминал В.Н. Пронин. — На все эти просьбы Государь вначале не давал определенного ответа, а затем, после переговоров по прямому проводу с Царским Селом, послал телеграмму кн. Голицыну, в которой приказывал всему Кабинету Министров оставаться на своем посту и принять все меры к подавлению беспорядков… Вечером ген. Алексеев вновь был у Государя и просил Его даровать стране ответственное министерство. “На коленях умолял Его Величество”, — сказал он, грустно качая головой, возвратившись из дворца: “не согласен”…»