Читать книгу "Дневники. Я могу объяснить многое - Никола Тесла"

Раз в три-четыре недели по воскресеньям я приводил в порядок свою одежду и отправлялся в какую-нибудь из публичных библиотек. Там я отдыхал душой, наслаждаясь привычной (или уже скорее – непривычной) обстановкой, и писал письма матери и сестре. Письма были полны лжи. Я писал, что работаю инженером, что у меня все хорошо, что я начал понемногу откладывать деньги для поездки в Европу. Мне было стыдно лгать, потому что главный мой принцип – честность. Но разве мог я написать моей престарелой матери правду, которая ее убила бы?

Будущее казалось мне беспросветным. Я работал на временных работах, проживал все, что зарабатывал, не имел возможности заниматься умственным трудом и не представлял, как я могу вернуться к прежней жизни. Более того – был период, когда я вообще не думал о будущем. Жил словно осел мельника[73].

Копать землю было выгоднее всего – землекопам платили лучше, чем грузчикам или уборщикам. Когда я немного попривык, то стал хорошим землекопом, потому что был силен, вынослив и имел длинные руки. К Рождеству я нашел постоянную работу на строительстве надземки, и жизнь моя начала постепенно улучшаться. Копать мерзлую землю зимой в Нью-Йорке нелегко, но зато зимой землекопам платят вдвое больше, чем летом. В моем кармане появились «лишние» доллары. На паях с одним соотечественником, тоже землекопом, я снял отдельную комнату. Делить комнату с одним человеком, тем более с таким же чистоплотным, как и я, после грязной ночлежки было счастьем. Я немного обновил свой истрепавшийся гардероб. Пусть пальто, костюм и сапоги были куплены у старьевщика, но все равно это была обновка, в которой я смог сходить в оперу. Поход в оперу был для меня не просто наслаждением, а символом того, что я возвращаюсь к прежней жизни. Было только одно неудобство: я стеснялся мозолей на своих ладонях и старался все время держать руки так, чтобы ладоней не было видно. Это вызывало некоторое напряжение. Мозоли исчезли полностью только в 1890 году.

Строительство надземки я выбрал не случайно, поскольку оно было связано с электричеством. Рытье могил в Вудлоне[74] дало бы мне больше денег, но меня интересовали не только деньги, но и перспектива. На строительстве надземки у меня была возможность общаться с подрядчиками и инженерами. Я надеялся, что сумею произвести на кого-то из них хорошее впечатление, настолько хорошее, что меня наймут в качестве инженера. Люди, знающие меня по работе, станут доверять своим впечатлениям, а не гадостям, которые рассказывают обо мне Эдисон и мои бывшие компаньоны. Нельзя же всю жизнь оставаться в землекопах, надо как-то исправлять положение.

В кругу других землекопов я не рассказывал о своем прошлом, потому что это вызвало бы у них неприязнь ко мне. Люди не любят тех, кто когда-то стоял выше них, а потом скатился вниз. Впрочем, мне бы и не поверили, сочли бы, что я сочиняю. Но при прорабах я время от времени делал замечания, подтверждающие мое инженерное образование, за что заслужил издевательское прозвище Умника. Ничего странного – все должно соответствовать определенному порядку. Делать умные замечания с лопатой в руках так же нелепо, как копать землю при помощи циркуля. Но я не унывал. После того как моя жизнь изменилась к лучшему, уныние покинуло меня. Важно не положение дел в данный момент, а динамика. Вчера ты спал на полу в ночлежке, а сегодня можешь позволить себе «койку» – это хорошо, ведь ты поднимаешься вверх. Вчера у тебя был особняк на Пятой авеню[75], а сегодня ты снял номер в отеле – это плохо, потому что ты скатываешься вниз. Став старшим над десятком землекопов, я начал зарабатывать столько, что снял отдельную комнату и снова занялся изобретательством. За период лишений я научился спать среди людей, но вот для умственного труда мне требуется уединение.

Сам не понимаю, как мне удалось сберечь свои чертежи и тетради. Возможно только потому, что для публики, среди которой я в то время вращался, чертежи с тетрадями не представляли никакой ценности. Я все сберег и начал работу с того места, на котором остановился. Умственная работа всегда доставляет мне наслаждение, но тогда это наслаждение было невероятным. Я чувствовал себя путником, который после долгих скитаний по знойной пустыне вышел к большому озеру с чистой прохладной водой. Я упивался возможностью мыслить в спокойной обстановке. Да, именно – упивался. Соскучившись по работе, мозг мой работал с невероятной быстротой и четкостью. Не имея возможности ставить эксперименты, я ставил их в уме. Я думал о переменном токе, я бредил переменным током, я уже мог подавать заявку на патент. Но сначала надо было стать прежним Теслой, то есть превратиться из землекопа в инженера.

В то время, после пережитых разочарований в людях, у меня развилась невероятная, несвойственная мне подозрительность. В каждом человеке, предпринимавшем попытку сблизиться со мной, я подозревал обманщика. Так нельзя себя вести. Если подозревать всех подряд, то останешься в полном одиночестве и не сможешь начать новое дело. А я ведь собирался начать новое дело: найти заинтересованных людей, основать компанию и разрабатывать машины переменного тока, способы передачи энергии на большие расстояния и прочие интересующие меня проблемы. Я понимал, что так нельзя, что в одиночку я ничего не смогу сделать, я пытался себя переубедить, но при знакомстве с кем-то, в голове моей звучал тревожный звонок: «Берегись! Он хочет тебя обмануть!»

Во время знакомства с инженером Обадией Брауном тревожный звонок не прозвучал. Мы сразу же почувствовали расположение друг к другу. Возможно, потому, что нас обоих хорошенько попинала жизнь. Брауну досталось больше, чем мне, ему довелось побывать в заключении. Он готовился стать ученым, он мечтал об этом, но вместо кабинетов и лабораторий ему пришлось работать на улице – руководить землекопами. Мы рассказали друг другу историю своей жизни и подружились. «Я не очень хорошо разбираюсь в электрических машинах, – сказал мне Обадия, – но я чувствую, что ты говоришь дело». Обадия протянул мне руку помощи. Он познакомил меня со своим братом Альфредом, который был одним из ведущих инженеров компании «Вестерн Юнион телеграф»[76]. Альфред Браун был электриком и изобретателем. Среди его патентов имелись и патенты на электрические лампы. Обадия очень волновался, смогу ли я произвести должное впечатление на его брата. Из его рассказов я знал, что Альфред считался в семье образцовым ребенком, а Обадия – непутевым. Я сильно волновался, понимая, что нельзя упускать такой шанс. Но Альфред, к которому мы пришли на воскресный обед, так же как и Обадия, сразу же расположился ко мне и сказал, что обдумает мое предложение.

Предложение мое было таково: разработка и производство двигателей и генераторов многофазного переменного тока.