Читать книгу "Calendar Girl. Никогда не влюбляйся! Февраль - Одри Карлан"

Он говорил по-французски, я по-английски. Мы оба шептали сладкую чушь до тех пор, пока я не поняла, что еще одно его прикосновение к ноющему комку нервов, и я взорвусь. Я сжалась вокруг его пальцев – признак надвигающегося оргазма. В ответ из крошечной щелки на конце его члена потекло еще больше влаги. Пощекотав это чувствительное местечко и всю головку, я сильно стиснула его, резко дернула руку вниз и кончила. Моя киска сжалась вокруг его пальцев, моя рука – вокруг его члена. Мы судорожно бились друг о друга, его влага текла по моей руке и капала на бетонный пол. Я впилась зубами в его спину, и Алек вскрикнул, провожая последние отзвуки нашей плотской любви.

Когда мы оба успокоились, я нежно поцеловала и облизала то место на его спине, где я оставила свою метку. Откинувшись назад, я обнаружила два идеальной формы полумесяца у него на коже, как раз над самым широким участком татуировки. Алек взял полотенце со столика со своими художественными принадлежностями и протянул мне. Я вытерла руки, но мой взгляд был прикован к тем отметинам, что я оставила на его коже.

– Извини, – шепнула я, почти касаясь губами синяка.

– Tu ne devrais pas être désoléе, – сказал он по-французски, качнув головой.

Потом повторил для меня:

– Не надо извиняться. Никогда не извиняйся за то, что сделала в пылу страсти. Я буду носить твои метки словно почетные ордена.

Нагнувшись, Алек подтянул джинсы, однако не стал их застегивать. Вместо этого он развернулся и заключил меня в свои горячие объятия. Я вцепилась в него, все еще подрагивая от того, чем мы только что занимались. По щекам катились слезы – чувства переполняли меня.

Алек успокоил меня так же, как и всегда. Он поглаживал меня по обнаженной спине и шептал на смеси французского и английского о том, как я прекрасна. Что я сама любовь. Что я свет. И что сейчас я принадлежу только ему.

Позже он попросил меня позировать для снимков. Было три ночи, но меня это ничуть не смутило. Я была свежеоттрахана, обнажена и полностью удовлетворена.

– Подними руку так, словно прикрываешь его мужское достоинство, – проинструктировал меня Алек.

Я сделала, как он велел.

– Прикрой рукой грудь, откинь голову назад, закрой глаза и приоткрой рот.

Я выполнила все его указания до последней буквы.

Фотоаппарат щелкнул, и я улыбнулась. Камера щелкнула снова. Открыв глаза, я взглянула на своего художника. На своего француза. Он был совершенно великолепен – стоял с камерой, в своих джинсах, все еще расстегнутых, что позволяло мне поглядывать украдкой на те достоинства, которых я причастилась уже дважды за ночь. Я снова зажмурилась, положила руку на грудь и прикрыла лобок.

**щелк**

– Ты закончил?

– Пока да, – сообщил Алек с сексуальной ухмылкой.

Затем он подошел ко мне и уже привычно поднял на руки.

– Знаешь, у меня уже получше с лодыжкой. Я могу ходить.

– Но я предпочитаю нести тебя.

Нагнув голову, он пересек мастерскую со мной на руках, внес меня в лифт и поднял в свою квартиру. Там Алек заботливо уложил меня на кровать и устроился рядом, обняв одной рукой.

Я чувствовала, как мою шею щекочет его дыхание.

– Сегодня ночью, ma jolie, я далеко превзошел все, что когда-либо делал. Быть с тобой, это как… как особое место в мире. Больше это никогда не повторится. Я хочу, чтобы ты знала, насколько я ценю то, что ты мне даешь.

Хоть я и устала и меня клонило в сон, я перевернулась на спину и крепко прижала его к себе. Алек положил голову мне на грудь, в теплую ложбинку. Именно это ему и было надо, именно тут он и хотел быть. И я готова была ему это дать, потому что и он давал мне кое-что: осознание, что я нечто большее, чем просто Миа-сестра, Миа-дочь, Миа-подруга. Что я женщина. Женщина со своими чувствами, желаниями, стремлениями, что я не просто сумма того, с чем оставила меня мать много лет назад.

Работа в эскорте – всего лишь работа, необходимая, чтобы в очередной раз спасти моего отца. Лишь средство для достижения цели. И я, по крайней мере, могла получить удовольствие в процессе.

Прижавшись поближе к Алеку, я провела пальцами по его длинным волосам. Он застонал, засопел мне в грудь и постепенно обмяк. Впервые с нашей встречи он заснул у меня в объятиях.

* * *

Сегодня Алек подал мне завтрак… в постель. Очевидно, он был очень доволен ночной фотосессией. Мне не терпелось поглядеть на снимки. И я намекала ему на то, что лучше бы сделать это вдали от широкой публики, на тот случай если я начну грязно к нему приставать. Алек ответил, что позже мы обязательно их посмотрим, но пока что опять… нам многое надо сделать. Быстрый утренний оргазм с Алеком, чей язык основательно поработал у меня между ног – и я вновь была бодра, свежа и готова к запуску. В буквальном смысле. Он использовал оральный секс как средство для побудки и утреннего подъема. Коварный негодяй! Я слишком облегчила ему задачу. Достаточно было доставить мне удовольствие, и я уже готова была впахивать от зари до зари.

Когда мы спустились в мастерскую, он поспешно устроил меня в моем кресле. Только на сей раз оно стояло перед портретом Эйдена, который француз написал прошлой ночью. Сегодня Алек заставил меня раздеться догола и встать сбоку от холста. Затем он попросил меня развернуться и положить левую руку поверх эрекции Эйдена, отчасти прикрывая стоящий член. Вторую руку я запустила в волосы. Потом Алек прислонил меня локтем к стене – так что, если бы я лежала, это выглядело бы так, словно я дрочу Эйдену. Затем француз сделал кучу моих снимков в этой позе, и на сегодня с работой было покончено.

На следующий день он снова усадил меня в кресло и накрасил губы, после чего подвел к картине, которую завершил прошлой ночью. Эта была попроще – только отпечатанная на холсте фотография моей протянутой руки. Поставив меня рядом с полотном, Алек велел мне целовать изображение моей кисти на члене Эйдена. Ощущения интересные, и это еще слабо сказано – хотя идею я не совсем поняла.

– Поймешь, Миа, я обещаю, – сказал он, но дальнейших объяснений не последовало.

Прошел еще один день. Снова спустившись в мастерсую, я обнаружила гигантское полотно со мной и Алеком в пароксизме страсти, висевшее рядом с изображением Эйдена. А между двумя этими картинами висела переведенная на холст фотография меня и Эйдена – но совсем не та, что я ожидала увидеть. Я даже не предполагала, что Алек это заснял.

Снимок был сделан в тот момент, когда Алек остановил съемку. На нем мы отворачивались друг от друга. Алеку каким-то образом удалось заснять нашу наготу, когда оба мы прикрыли самые интимные детали. Я подтянула колени к животу, а Эйден обернулся и протягивал руку ко мне. Если бы фотография не получилась такой искренней, я бы ее возненавидела.

Ткнув пальцем в среднюю картину, я спросила:

– Зачем это здесь?