Читать книгу "Концерт для баяна с барабаном - Анна Вербовская"

Мене милый подарил Золотые часики…

Это ж надо! Во как! Часики! Не хуже, чем Денис Смехачёв!

Вспомнив Дениса, Костик пригорюнился и скис. Всё это, конечно, хорошо. И Севка с Ирочкой. И оливье с колбасой. И частушки. Вот только никаких друзей… А в среду городская контрольная… И завтра во дворе его будет ждать Бубенцов… Костику захотелось уползти с головой под одеяло. Ничего не слышать. Не видеть. Не чувствовать.

Тут в дверь позвонили. Коротко и резко. Дзын-н-нь!!! Потом ещё раз. И ещё. И ещё.

— Кого это черти несут? — крикнула разгорячённая баба Надя. — Наши все здесь!

А у Костика вдруг подпрыгнуло и чуть не выскочило сердце. И сам он выскочил в прихожую и рванул входную дверь.

— С Ю!!! БИ!!! ЛЕ!!! ЕМ!!!

Они пришли все.

И долговязый зануда Шишков. И лучший друг Витюша. И Антонова с Калединым. И Бубенцов в рваных штанах и с фонарём под глазом. И Денис Смехачёв со своим другом Колькой. И лопоухая Бубнова. И весёлая Воробьёва. И дылда Машка из соседнего подъезда. И даже жадина Коротков. А ещё шесть одноклассников, трое ребят из волейбольной секции, Митька со второго этажа и парочка новых приятелей из лагеря. И все-все-все. Даже те, кого он вычеркнул из списка. Или вообще забыл в него вписать.

Они смущённо улыбались, топтались и смотрели на Костика. А Костик стоял как вкопанный и смотрел на них. У девчонок в руках были цветы. У жадины Короткова — торт и коробка конфет. У Бубенцова — сетка с мороженым, которое уже успело растаять и капало прямо на пол.

— С Ю!!! БИ!!! ЛЕ!!! ЕМ!!!

Тут Костик разревелся по-настоящему. Ну прямо как маленький, честное слово. А все стали хохотать. И окружили его. И хлопали по спине. И по плечам. И дёргали опухшие от юбилея уши.

А потом на шум прибежали мама, и тётя Мила, и Ирочка, и Севка, и тётя Лида с дядей Сёмой, и все остальные. И стали галдеть и суетиться. И притащили чистые тарелки. И принялись всех рассаживать где попало и угощать оливье с колбасой и бабушкиными пирожками.

А потом все хором пели под папин охрипший за вечер баян: «А годы летят, наши годы, как птицы, летят, и некогда нам оглянуться назад…». И прыгали по прихожей на скорость в мешках из-под картошки. И кидали кольца на пустые пластиковые бутылки. И метали дротики в мишень, криво пришпиленную на двери. И не было равных в меткости Бубенцову и дяде Сёме.

А потом в дверь опять позвонили.

— Наши все здесь!!! — дружно завопили Воробьёва и баба Надя.

Но это оказалась служба доставки. Пыхтя и чертыхаясь, курьер втащил в квартиру новенький, блестящий…

— Велосипед!!! — заорал, как сумасшедший, Костик и от счастья чуть не лишился чувств.

И тут же мама с папой вспомнили, что забыли вручить свой подарок. И подарили Костику мобильный телефон. И он сразу стал названивать себе домой. А бабушка каждый раз снимала трубку и громко кричала:

— Ал-л-лё! Ал-л-лё! Кто это хулиганит?!

Вскоре прибежала соседка Тихомирова — вернуть соль, сахар и спички.

— Ой, а что тут у вас? А то у меня люстра прыгает, и у кошки от вашей музыки понос.

Ей очень хотелось устроить скандал. Но когда она узнала, что у Костика юбилей, то сразу сбегала к себе домой за трёхлитровой банкой клюквенного варенья и своим мужем Игорем Ивановичем. И они тоже включились в общее веселье. А там и соседи сбоку подтянулись… и сверху тоже.

И такое началось!!!

Расходились поздно. Темно уже было.

Костик лежал в кровати и слушал, как плещется на кухне вода и тихо переговариваются взрослые.

Заснул он абсолютно счастливый. Жаль было только одного: юбилеев в жизни так мало! По пальцам пересчитаешь!

Борьба за независимость

Хорошо сидеть дома, когда за окном дождь. Не дождь, а настоящая буря. Не буря, а тайфун. Цунами. Ураган. Ветер рвёт с корнями деревья. От грома трясутся стены. В окнах дребезжат стёкла. А ты сидишь дома… Сидишь и выдумываешь всё это: про ураган, про цунами, про дождь…

Нет, дождь идёт на самом деле. Только тихий и какой-то неуверенный. Он робко стучит в окно. Струится по стеклу тонкими змейками. На столе горит лампа. На кресле лежит плед. Под пледом…

— Доченька! Вынеси, будь добра, мусор!

Доченька — это, конечно, я. Я сижу в кресле, под пледом. В руках у меня книга. Интересная, между прочим, книга. Про пиратов, пиастры и одноногого Джона Сильвера. Про «йо-хо-хо» и чёрную метку. Я читаю и одновременно слушаю дождь. Слушаю и радуюсь, что вот он идёт, а я сижу. Сижу дома, в тепле. На столе горит лампа…

— Иду, мамочка!

Я откладываю книгу. Выключаю лампу. Наматываю на шею шарф. Мусоропровода у нас нет, и мне придётся тащиться с ведром на улицу. Туда, где дождь, и цунами, и ураган.

— Не задерживайся!

— Хорошо, мамочка, не волнуйся!

Первое, что я увидела, выйдя на улицу, была огромная лужа. Она разлилась от подъезда до самой помойки. А в центре лужи, в самой её глубокой середине, стояла Танька. Стояла, раскинув в стороны руки и запрокинув к небу голову. Зажмурившись, подставляла дождю лицо. Улыбалась. Вид у Таньки был блаженно-глупый. Как, впрочем, у всякого счастливого человека.

— Ты чего это, Тань?

— Простужаюсь, — не поворачивая головы, ответила Танька.

— Зачем?

— Завтра ж контрольная.

— Ну и что?

— Тебе ничего, а мне… Слушай! — Танька повернула ко мне голову и открыла глаза. — Давай вместе?!

— Чего?

— Простужаться! Вставай рядом, — Танька широким жестом указала на лужу, словно это и не лужа вовсе, а её царская вотчина.

— Не, — сказала я, — меня мама ждёт.

Осторожно, стараясь не промочить ноги, я обошла Таньку и направилась к помойке. В нос мне ударил кислый запах тухлого лука и гнилых картофельных очисток. Пока я вытряхивала мусорное ведро, Танька бубнила:

— Никакой в тебе романтики. Скучный ты человек. И жизнь у тебя скучная. Серая у тебя житуха.

В общем-то, Танька права. Жизнь у меня действительно скучная. Неинтересная. Без историй и приключений. Без сумасбродств и потрясений. Без фантазии и полёта. А всё потому, что я очень послушная девочка. Я всегда делаю, что мне говорят. Вот, пожалуйста: выношу в дождь мусор. Не грублю взрослым. В автобусе уступаю место пожилым людям и гражданам с детьми. В школе получаю пятёрки. Дома подметаю пол и мою посуду. В мороз надеваю шапку и тёплые штаны. Не грублю… ах да, это уже было…