Читать книгу "Кёсем-султан. Дорога к власти - Ширин Мелек"

Кёсем знала.

Слух о том, что великая Кёсем знает все про всех и никогда не спит, был из самозародившихся, но полезных, и Кёсем не спешила его пресекать. Скорее поддерживала. Чему немало способствовала привычка спать урывками и вполглаза, просыпаясь от малейшего намека на опасность, – а в гареме любая необычность, любое самое легкое нарушение налаженного распорядка могут оказаться опасными, и не просто опасными, а смертельно. Тот, кто спит внимательно и не расслабляясь, имеет куда больше шансов проснуться живым. И просыпаться снова и снова, долго и счастливо.

За утренними танцами Кюджюкбиркус Кёсем следила давно, но не потому, что считала их чем-то опасным. Эта странная девочка, так похожая и одновременно так не похожая на нее саму в далекой юности (ну, не такой уж и далекой, если быть честной хотя бы с самой собой!), вызывала у Кёсем интерес. Даже больше – эта девочка ей нравилась. И не просто как еще одна вполне подходящая кандидатка в будущий гарем одного из сыновей, но и сама по себе. Нравились ее детская непосредственность, ее сила и целеустремленность, ее улыбка, не сходящая с пухлых губ ни на миг, ее постоянная готовность радоваться любому пустяку и по малейшему поводу заливаться звонким переливчатым смехом. Даже ее детские шалости и проделки особо не раздражали Кёсем – в них она тоже узнавала отражение собственных шалостей и проделок.

Вот ведь наивная глупышка! Думает, что если пробралась во дворик, никого не разбудив по пути, то никто и не знает о том, чем она тут каждое утро занимается! Ах, если бы в гареме было так легко утаить хоть что-то! Уж кто-кто, а Кёсем, хранящая самую значительную и опасную тайну гарема, не понаслышке знает, как же это сложно, сколько сил и выдержки нужно для этого и интриг какой изощренности требует сокрытие в тайне чего-нибудь мало-мальски важного. Маленькой воздушной плясунье еще предстоит многому научиться, если она собирается вести собственную игру. Может быть, когда-нибудь и научится, в том числе и хранить свои секреты.

Сейчас же о ее утренних занятиях знал весь гарем.

Впрочем, большая часть старших обитательниц гарема не придавала этому значения – мало ли какие глупости придут в голову какой-то там гедиклис? Велика радость уподобляться ничтожным, их деяниями интересуясь! Пусть себе танцует, если это никому не мешает. Да пусть хоть до полусмерти утанцуется, им-то что с того? Евнухи помоложе да поазартнее заключали пари – долго ли продержится странная кандидатка в наложницы и что случится первым: лопнет ее собственное терпение и она перестанет раздражать старших своими глупыми выходками или же кончится терпение у кого-нибудь из облеченных властью (у той же Кёсем, к примеру) и зазнайку с позором выставят из Дар-ас-Саадет? Много монет перешло из рук в руки, много разбилось надежд на быстрое обогащение, много тайных врагов нажила себе маленькая танцовщица, сама того не подозревая, ведь почти каждый из сделавших неверную ставку злился не на собственную глупость, а на слишком упрямую девчонку, полагая исключительно ее одну виновницей своего проигрыша.

Про эти пари Кёсем знала тоже. И молчала, пряча усмешку в уголках губ. И запоминала тех, кто ставил на ее терпеливость, – как и тех, кто ставил на ее нетерпение: первые умны и наблюдательны, о них нельзя забывать, строя собственные планы; вторые – глупы, на них нельзя полагаться.

Между тем Кюджюкбиркус закончила танец, несколько раз прогнав по телу волну мелкой дрожи, от вскинутых над головой рук до самых пяток, – когда ее фигурка нальется женственностью, это будет выглядеть очень чувственно и возбуждающе. Уже и сейчас, когда она вот так изгибает шейку, завлекательно пригашивает лукавый взгляд густыми ресницами и кокетливо трогает пальчиком полураскрытые пухлые губы, так и подмывает забыть, насколько юна эта пигалица. Кажется, что она отлично знает, что делает и чего хочет, а главное – чего может хотеть от нее мужчина. И не понять даже, чего в этом больше – плодов обучения или врожденного инстинкта.

Как бы там ни было, Кёсем все более склонялась к мысли, что пора знакомить «ее девочек» – а она уже выделила Мейлишах, Ясемин и Кюджюкбиркус в персональные ученицы, хотя покамест это решение скрыто не только от них, но и от всего остального гарема, – с Османом и ее собственными сыновьями Мехмедом и Баязидом… Эта пора если и не наступила уже, то вот-вот настанет. И останавливал ее сущий пустяк.

Понятно, что шахзаде сами дадут новые имена своим избранницам – если, конечно, захотят. Скорее всего, захотят. Ибо так принято. Но все равно представлять будущему султану и его братьям кандидатку в наложницы под детским прозвищем было бы верхом неприличия, а гаремного имени у Кюджюкбиркус до сих пор так и не было. Вот это-то и останавливало Кёсем.

Вернее то, что она почему-то никак не могла решить, какое же имя дать маленькой упрямой танцовщице?

С именем действительно дольше тянуть не стоит, слишком долго ходит девочка под детским прозвищем. Ее давно уже назвали бы Пэрвэной – за порхающие танцы, действительно ведь словно бабочка. Или, не задумываясь особо, Мэхвеш или Мэхтеб, лунным светом или подобной луне, – в гареме любят давать такие имена. А если бы хотели уязвить привычкой вставать, когда еще темно и луна в полной власти, то и Мэхдохт, дочь луны, с обидным намеком. Но Кюджюкбиркус хотя и не бас-гедиклис Кёсем, не ее «приближенная» служанка, но взгляд Кёсем на нее, так или иначе, уже пал, такое от калфа и евнухов не скроешь… А значит, никто иной не может дать ей имя, это было бы грубым нарушением неписаных правил гаремного этикета. Сама же Кёсем отчего-то сомневалась и никак не могла решить.

Казалось бы, ну что за ерунда! Дай любое, все равно оно ненадолго, девочка красива и старательна, она наверняка понравится кому-нибудь из шахзаде, и тот сразу же наградит ее новым именем, достойным уже не гедиклис, но гёзде, а потом и икбал. Так какая разница, каким именем назвать ее сейчас? Бери любой цветок, или фрукт, или фазу луны – разве важно, что это будет, если все равно ненадолго? Но день шел за днем, а Кёсем все никак не могла решиться, выбрать, найти подходящее. Мысленно она слегка подтрунивала над собственной нерешительностью, находя ее пусть и глупой, но не таящей опасности.

И не желала признаваться даже самой себе, что эта самая нерешительность ее почему-то тревожит.

* * *

Подтягиваться – это очень важно! Почти так же важно, как и танцы, и дело вовсе не в силе рук или ловкости. От подтягиваний увеличивается главное достояние девушки – ее грудь, тетя Джаннат не зря гоняла маленькую Шветстри подтягиваться на нижних ветках деревьев. А если ни единого подходящего дерева поблизости не было, заставляла отжиматься от земли или часами стоять, прижавшись пятками и затылком к стене. От этого грудь вроде как тоже увеличивалась, но уж больно скучно было стоять неподвижно, да еще и подолгу. Подтягиваться куда веселее. Тем более на перилах такого красивого балкончика!

Кюджюкбиркус ловко спрыгнула на землю и от избытка чувств прошлась «катящимся солнцем» – с ног на руки и снова на ноги. Как же здесь хорошо! И как же хорошо быть избранной богиней и Аллахом, а в самом скором времени наверняка еще и шахзаде. Наставницы-калфа говорили между собою, что сегодня предстоит не простой урок, а испытательный, что по его результатам уста-хатун примет какое-то важное решение. А какое решение может быть самым важным? Конечно же, кто из гедиклис достоин предстать перед шахзаде!