Читать книгу "Пока не взошла луна - Надя Хашими"

Никогда я не встречала такой доброй женщины, как ханум Зеба. Мне казалось, что мама полюбила бы ее. Я вглядывалась в затейливые узоры ковра, а в ушах у меня звучали слова, которых никто раньше обо мне не говорил: «Ничего лучшего я не желаю для своего сына. Едва увидев ее, я поняла, что она создана для нашей семьи».

Мне пришлось взглянуть на нее. Ее слова придали мне смелости встретиться с ней взглядом. Вокруг ее ясных карих глаз собрались морщинки. Она объяснила недоумевающей Кокогуль, почему выбрала меня:

– Много лет назад мне снился день свадьбы моего сына… Проснувшись, я ничего не забыла… Все запомнила так ясно, будто и впрямь побывала на свадьбе. И лицо невесты запомнила, когда она подняла свою зеленую вуаль. Когда я пришла в ваш дом и увидела Ферейбу, я узнала ее.

– Повезло вашему сыну, что вам не приснилась дочка пекаря, – сострила Кокогуль, – а то у нее лицо темнее, чем подгоревший хлеб.

Все ухмыльнулись, прикрывая рты руками, но моя будущая свекровь не обратила внимания на реплику Кокогуль и продолжила:

– Ваша дочь – особенная девушка. Она заслуживает того, чтобы ее жизнь освещал рошани – свет, такой же теплый, как она сама.

Ханум Зеба стала для меня яркой луной, которая светила в ночном небе над горизонтом. Шокированная Кокогуль велела мне выйти из комнаты, но ханум Зеба пошла следом и накрыла мою руку своей, успокаивая меня.

Я хотела верить ей.

Ферейба

12

За годы, проведенные в Афганистане, я пережила многое, начиная со смерти матери и новой женитьбы отца. С некоторыми изменениями было особенно тяжело смириться.

Ханум Зеба стала для меня тетушкой Зебой, когда Кокогуль поставила перед ней поднос со сладостями, соглашаясь выдать меня замуж. Я никогда не видела ее сына Махмуда. В какой-то мере можно сказать, что я пошла за тетушкой Зебой, а ее сын был лишь поводом.

Когда я сказала ей, что хочу стать учительницей, она поощрила меня продолжить учебу. Она тоже когда-то работала учительницей. Я записалась на курсы и начала заниматься. Меня поддерживала семья, в которую я даже не успела войти. Отец и Кокогуль радовались, что я получаю образование.

– Школа, школа, школа… Смотри: если не дашь понять мужу, что интересуешься чем-то помимо учебы, он будет задаривать тебя мелом и тетрадками, – поддразнивала меня Кокогуль.

Мы с Махмудом поженились в 1979 году, через год после обручения и как раз тогда, когда первые советские солдаты с детскими лицами ступили на землю Афганистана. Я получила право преподавать и очень этим гордилась. Каждый день я просыпалась, наполненная новой энергией, и занимала свое место в классной комнате начальной школы. Я обучала любопытных, но пока неоперившихся, едва вылупившихся птенцов. Мне предстояло наполнить их открытый ко всему разум словами, цифрами и мыслями, от которых расправляются крылья.

Всего через два месяца после нашей свадьбы Махмуд получил известие о том, что вся семья его дяди, в том числе четверо детей, погибла в Панджшерском ущелье от советского ракетного удара. Следующие несколько месяцев мы, молодожены, провели в трауре. Тетушки и двоюродные сестры Махмуда цокали языком при виде молодой жены, как будто ей было не место на аль-Фатихе, куда все сошлись отдать дань уважения родственникам покойных.

«Об этом предупреждали, – шептались люди, – она проклята и приносит беду, а теперь она в нашей семье. Даже ее родные об этом говорили…»

Сплетни дошли и до нас. Моя свекровь в ответ на это презрительно усмехалась. Она не возражала, когда Махмуд принял нелегкое решение избавить нас от семейных пересудов. Он не допускал ко мне родственников, которые ожидали беды и не позволяли своим детям приближаться ко мне.

– Изнывающие от безделья женщины опасны. Лучше общайся со своими коллегами. Они, как и ты, занимаются не только домом, но и работой. А на переполох в курятнике не обращай внимания, – советовал мне Махмуд.

Я почувствовала удивление и облегчение, поняв, что муж не верит клевете. Когда я услышала, что он защищает меня, да еще перед своей собственной семьей, то расправила плечи. Махмуд и тетя Зеба напоминали мне дедушку. Его внутренняя сила и любовь, которую ничто не могло сломить, часто не давали колким словам Кокогуль попадать в цель. С Махмудом я стала тверже стоять на ногах. Он дал мне свободу и поддержку, чтобы моя любовь расцвела.

Как он и советовал, я погрузилась в свои занятия. Я подружилась с одной коллегой, и, если выдавался свободный день, мы проводили его вместе. Работа очень увлекала меня. Я возлагала большие надежды на своих учеников, и они старались изо всех сил. Я относилась к ним не так строго, как другие учителя: мне хотелось завоевать их симпатию, а им – мою.

Для меня стало важно, как я одеваюсь, и я старалась выглядеть хорошо. В отцовском доме я одевалась как девчонка: в джинсы, футболки, длинные юбки. Выйдя замуж, я стала носить одежду взрослой женщины: юбки-карандаши, блузки с гофрированными воротниками, туфли с пряжками и не выходила из дома без сумочки. Махмуд предоставил мне возможность самой распоряжаться своими деньгами и решать, куда потратить зарплату. Я одевалась без лишней роскоши, но выглядела достаточно стильно. Муж просто сиял, когда мы выходили в люди или принимали гостей. Казалось, я тоже даю ему свободу и поддержку, чтобы расцветало его чувство.

Махмуд верил в романтическую любовь. Однажды он на две недели отправился в поездку по стране, а вернувшись, показал мне четырнадцать писем – толстую стопку листков бумаги. Он рассказывал о том, что подумал обо мне в нашу первую встречу, о своих перспективах на работе, о своем любимом индийском фильме.

«Бедные твои ушки, Ферей! Если я столько написал, то как же много я говорю!»

В те дни нам было кому улыбаться – друг другу. А страна оплакивала неисчислимые потери войны Советского Союза с моджахедами – борцами за свободу Афганистана. Все чаще матери хоронили сыновей. Все больше детей приходили в школу, хромая и ковыляя. Им отрывало ноги взрывчаткой, спрятанной в куклах и игрушечных машинках. Мы с Махмудом слушали новости, сидя на диване. Муж обнимал меня за плечи, или я припадала к его груди.

Он гневно качал головой, когда афганцам приходилось бежать из затопленных кровью окрестностей, ища защиты в столице.

Шесть лет наша супружеская жизнь шла хорошо, но немного омрачалась тем, что мое лоно оставалось бесплодным. Мы не обсуждали это, но когда я заявила, что хочу ребенка, Махмуд согласился, чтобы я сходила к врачу. Я обошла всех самых известных женских врачей в Кабуле. Я принимала все лекарства, которые они мне щедро прописывали. Глотала мерзкие отвары, приготовленные старухами. Но месячные каждый раз возвращались, и однажды утром, собираясь на работу, я сломалась и, рыдая, сказала Махмуду, что из-за моего бесплодия ему не следует лишать себя радости отцовства. Он обнял меня крепко и нежно. Я думаю, так обняла бы меня мама. И прошептал на ухо, что мне не следует так говорить. В тот день я узнала нечто очень важное.

В садах невзгод любовь расцветает самым буйным цветом.