Читать книгу "Обещай, что никому не скажешь - Дженнифер МакМахон"

Там я познакомилась с великаншей по имени Пэтси Маринелли. Другие женщины на этаже звали ее Крошкой. Она была шести футов и трех дюймов росту и весила более трехсот фунтов. Крошка сначала застрелила своего мужа, а потом выстрелила себе в голову. Он умер мгновенно, но она выжила, отделавшись безобразными шрамами и полной потерей кратковременной памяти. Все, что случилось до того момента, когда она нажала на спусковой крючок, было для нее кристально ясным: детские каникулы с большой итальянской семьей, влюбленность в кинозвезд, летний лагерь, окончание средней школы, первая любовь, первая выпивка, первая измена. Но в долговременной памяти никакие новые воспоминания не накапливались. Хотя я встречалась с ней каждый вечер в течение двух лет, она все время называла мне свое имя, иногда несколько раз за ночь. И в девяти случаях из десяти она задавала один и тот же вопрос:

— Скажи, что самое плохое, что ты сделала в своей жизни?

Во время первого года моей работы в больнице я не отвечала на этот вопрос. Я пожимала плечами, иногда шутила и спрашивала ее о том же — именно так я научилась поступать с депрессивными, нестабильными и психически больными пациентами. Крошка Маринелли неизменно рассказывала мне, как убила своего мужа. Она начинала неудержимо рыдать, при этом все триста фунтов ее тела не тряслись, как желе, а взрывались с вулканической силой.

Во время второго года моей работы в больнице Джейми признался, что у него роман с другой аспиранткой. Это была первая в длинном ряду его измен. По его словам, его подтолкнула к этому моя эмоциональная отчужденность. К тому же мы постоянно ссорились из-за денег и незавершенных домашних дел или о том, кому пора идти в магазин за молоком. Мои силы были на исходе. Учиться на курсах, которые я посещала, становилось все труднее, с деньгами было совсем туго, работа все больше напрягала, и дома мне хотелось только как следует выспаться. Джейми же принимал близко к сердцу мои отказы на его нечастые попытки заняться любовью.

Ясно, что я не каждый раз отвергала его заигрывания, поскольку вскоре после того, как узнала о его романе (кстати, он поклялся, что все уже закончилось, — и, кроме того, это было чисто физическое увлечение), я обнаружила, что беременна, хотя и старалась принимать противозачаточные таблетки. Я боялась рассказать Джейми о беременности, уверенная в том, что он обвинит меня в манипулировании им. Вполне возможно, что на каком-то подсознательном уровне так оно и было. Джейми не верил в случайные совпадения. По правде говоря, в то время я была с ним солидарна. И я верила, что наш хрупкий брак переживет новость о беременности. И мы решили (да, на этот раз мы), что постараемся все наладить. Я все еще любила его — яркие рубашки, блуждающий взгляд и так далее. В этом отношении меня можно считать легковерной дурочкой: когда я кого-то люблю, то не могу отказаться от своих чувств.

Я совершила ошибку, поэтому казалось справедливым, что я должна самостоятельно исправить ее.

В пятницу я сделала аборт и провела выходные дни в постели, страдая от спазмов и глотая мотрин[14]. Джейми я сказала, что у меня простуда.

В понедельник вечером, когда я притащилась в больницу, Крошка представилась мне и задала свой обычный вопрос. Мы были одни в ее палате.

— Скажи, что самое плохое, что ты сделала в своей жизни?

Я не могла отделаться от мыслей об аборте. Мне хотелось с кем-то поделиться этим бременем. В чем бы я ни призналась Пэтси, все равно это будет забыто через пять минут.

Но это не было худшим поступком в моей жизни.

— Я предала свою лучшую подругу, а потом она умерла. — Я обнаружила, что произношу слова, не думая о них. Они просто сорвались с моих губ.

— Ты убила ее? — поинтересовалась Крошка.

— Нет, это не я задушила ее, но все равно часть вины лежит на мне. Если бы в тот день все пошло по-другому, то может быть…

— Ты думаешь, она винит тебя?

— Мертвые не могут никого винить.

Я смотрела на эту огромную женщину. Ее глаза, нос и рот казались слишком маленькими на луно-образном лице.

— Мертвые могут винить нас, — проговорила она.

Я стала оставлять открытую банку с тунцом и блюдце молока на парадном крыльце, чтобы приманить Мэгпай. Каждое утро молоко и тунец исчезали, но Мэгпай не появлялась. Маленькая проныра играла с нами.

— Почему ты прогнала кошку? — продолжала спрашивать меня мать.

Она снова и снова задавала одни и те же вопросы.

— Сначала кошка, потом я. Я не собираюсь в дом престарелых! — После этих слов она начинала с болезненным отчаянием звать свою любимицу.

Я увеличила дозировку ее лекарств. Иногда это вроде бы помогало, а иногда как будто не оказывало никакого эффекта.

Однажды вечером, на третий день после исчезновения Мэгпай, когда я выставляла на крыльце лакомства, к дому подъехал побитый синий пикап «Шевроле». Оттуда вышел мужчина, которого я сразу же узнала, несмотря на запущенный вид.

По старой привычке я снова почувствовала электрическое покалывание, но на этот раз оно казалось немного более опасным, как от прикосновения к упавшему проводу.

— Значит, это правда, — с улыбкой произнес мужчи-на, выбравшись из кабины. — Кейт вернулась домой.

— Как поживаешь, Никки?

Он сделал несколько шагов вперед, и я увидела, как он поживает. Он выглядел подвыпившим. Он немного набрал вес, и ему давно уже следовало постричься и побриться. Прошло двадцать лет с тех пор, как я последний раз видела его, но у него был все такой же скрипучий голос и размашистая походка. Его волосы совсем выцвели, а лицо было темным от загара. На нем была замурзанная бейсболка с инициалами Джона Дира[15], чистая футболка, охотничья тужурка в черную шашечку и джинсы. Он изобразил свою прежнюю лукавую улыбку, и у меня потеплело в груди. Как я уже говорила, если я кого-то люблю, то это на всю жизнь. Несмотря ни на что. Знаю, это бе-зумие, но ничего не могу с собой поделать.

У меня не было серьезных отношений после того, как Джейми наконец ушел от меня пять лет назад к молодой женщине-хирургу. Она беременна, объяснил он, и хочет иметь семью. Мне стало тошно от такой иронии судьбы, и я рассказала ему об аборте.

— Ты мог иметь семью! — отрезала я. — Прямо сейчас ты мог бы иметь одиннадцатилетнего ребенка. Вот твоя паршивая семья!

Когда я увидела его лицо, то поняла, что между нами все кончено. Он никогда не простит меня. Я все испортила сама: эмоционально отчужденное, скрытное чудовище, убивающее детей.

Она родила ребенка — мальчика по имени Бенджамин, — но ее гражданский брак с Джейми закончился уже через год. Когда я узнала об этом, то подумала, что должна почувствовать себя отмщенной, но этого не случилось. Хотя мы с Джейми друг с другом не контактировали, с годами новости о его похождениях окольными путями все равно доходили до меня. Мой бывший муж, успешный кардиолог, разбил почти столько же сердец, сколько и вылечил.