Читать книгу "Что такое Багинот - Светлана Багдерина"

Свидетеля, который мог бы разбить их рукопожатие в знак вступления договора в силу, не оказалось, и финансист выполнил эту задачу сам, с пьяных глаз промахнувшись несколько раз – то по локтю, то по предплечью, то по запястью – и тихо порадовавшись при этом, что это промахнулся он, а не громадный отряг.

– И запомни: никого не слушай и проси у этого облезлого хорька сокровище Багинота, тебе говорю! – потирая изнеженную руку в пришибленных местах, снова и снова, как заведенный, повторял министр. – Не пожалеешь!..

– Но постой, я же не один, – пришла вдруг в голову Олафу ранее затерявшаяся где-то мысль. – Я не могу просто так распоряжаться нашими общими деньгами, со мной мои…

– Никому, ни-ни, я сказал!.. Тс-с-с-с…

Багинотец снова приложил палец к задрожавшим губам, втянул лысую голову в плечи и виновато заоглядывался.

– И так я выболтал больше, чем хотел… чем нужно было… Болтун… Презренный болтун… Дурак сентиментальный… Завистник… Подлец… Пропойца… Трепло… Предатель экономических интересов родины…

И осыпая себя ругательствами на чем Белый Свет стоит, финансист, нетрезво выписывая ногами на песке вензеля и хватаясь за дверцы стойл, торопливо направился к выходу.

– А… Э… стой, министр, как тебя… – спохватившись и ухватив за хвост ускользавшую до сих пор мысль, шепотом выкрикнул молодой конунг. – А эти… прожекты… на которые король потратил все деньги… они на сколько свечей-то хоть были? Нам бы таких десятка три, порт ночью освещать!..

Но старший счетовод Багинота, имени которого Олаф тоже узнать так и не успел, уже скрылся во тьме за приоткрытой створкой ворот. И в ту же секунду на смену ему вернулась кипящая от нетерпения, злости и страстей фиолетовая дама.

Хмурый Олаф, которому тяжесть не подлежащей разглашению страшной тайны давила на могутные плечи не хуже стада кобыл, встретил ее неласково.

– Ну а ты какой секрет принесла, женщина? Говори быстрей, и пойдем. Там пиво греется.

– Секрет?.. – не поняла и непроизвольно замедлила шаг брюнетка.

– Ты ж сама сказала, что у тебя есть тайна, которую…

– Олаф, Олаф… – опомнилась, вошла в роль и томно всплеснула холеными руками она. – За кого ты меня принимаешь, мой рыжий медведь… Какие тайны… Какие секреты… Если такая женщина как я приглашает ночью в уединенное место такого мужчину, как ты… это может означать лишь одно…

– Н-но… – голубые глаза отряга по мере усиления интенсивности нового света, пролитого на ночное свидание панически замигали и заметались по стойлу в поисках путей к отступлению. – Если это то, что я думаю… то… ты планов не строй… я не могу на тебе жениться… У меня невеста…

– Невеста! – презрительно фыркнула оскорбленная до глубины души брюнетка. – Невеста! Какая-нибудь деревенская девка! Да разве она может потягаться со мной?! Погляди хорошенько: разве у нее такие же длинные волосы цвета воронова крыла? Разве у нее такие же черные как угольки глаза? Разве может у нее быть такой же стройный стан и благородной бледности тонкая кожа как у меня?!

Олаф отдался предложенной задаче на сравнение со всей ответственностью.

– Нет… Конечно, нет… – грустно покачал он головой через минуту. – Она – богиня любви и красоты… А ты и впрямь бледная, тощая, и волосы у тебя жидкие, и будто немытые, а глаза какие-то больны…е… Послушай, но ты же сама меня спроси…

– Мужлан!!! Хам!!! Негодяй!!! Дикарь!!!..

Тонкий, как стенка мыльного пузыря, налет куртуазности слетел с фиолетовой дамы в мгновение ока, и вместо роковой обольстительницы перед ошарашенным юношей предстала разъяренная фурия с горящими как угли глазами и развевающимися в отсутствующем ветре будто немытыми волосами цвета ночного мрака. Олаф шарахнулся от нее, покрутил пальцем у виска и боком-боком принялся пробираться к выходу.

– Дура набитая…

– Ах, значит, вот ты как!!!.. – подобно черной мамбе яростно прошипела она, вскинула руки, замахала ими, заперебирала, будто принялась плести незримую паутину, и свет в очах растерявшегося отряга вдруг замигал заполошными неровными вспышками и стал меркнуть. – Не хочешь по-хорошему – будет по-моему!!!..

С последним выкриком рыжий конунг покачнулся, как пьяный, едва не упал, но в последний момент успел ухватиться за дверцу стойла и грузно повис на ней, неуклюже, боком, не в силах ни бежать, ни идти, ни стоять, ни кричать…

– Сейчас ты мне всё расскажешь, отряжская дрянь… всё расскажешь… всё… – монотонно запела себе под нос колдунья, тонкими нервными пальцами ловко вытягивая из напряженно замерцавшего лиловым и низко загудевшего воздуха остатки невидимой сети, связавшей молодого северянина.

Когда в нос Олафу ударил сладкий, тошнотворный, преследовавший его весь вечер запах – запах ее духов – затуманенные глаза его слабо приоткрылись, и тут же встретились с пылающими угольями ее сверлящего, прожигающего и выжигающего до глубины души взгляда.

– Говори, ничтожество… я приказываю тебе… силами, подвластными мне… заклинаю… куда…а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!..

Длинные желтые зубы молнией мелькнули у лица отряга, застывшего в муке беспомощной неподвижности, и сомкнулись на соблазнительно обнаженном плече ведьмы.

– Мерзкая тварь!!!.. – фиолетовая ведьма мигом забыла про спутанную по рукам и ногам жертву и вскинулась было с самыми убийственными намерениями, но мощные зубы в мгновение ока клацнули еще раз, смыкаясь теперь уже на ее щеке…

И колдунья сдалась. Завывая и зажимая руками раны, бросив недовязанные волшебные путы распускаться под весом собственной магии, она опрометью кинулась прочь. А над всё еще недвижимым, но уже изо все сил мычащим и таращащим изумленные очи отрягом заботливо и нежно склонилась его спасительница.

Старая черная кобыла с белой звездой на лбу.

На то, чтобы суметь оторвать себя от угрожающе перекосившейся и отчаянно скрипевшей дверцы и встать вертикально, у юного конунга ушло еще минут десять. Всё это время вороная лошадь не отходила от него и не спускала враждебного взгляда с ворот конюшни ни на миг. Но минуты шли, к Олафу возвращались силы, ведьма не появлялась, и напряжение из дикого взора кобылы постепенно уходило, сменяясь отчего-то неуверенностью и волнением.

Первое, что сделал северянин, едва утвердившись на ногах – распахнул жалобно скрипнувшую дверцу стойла, тяжело ступая, подошел к замявшейся нерешительно лошади, обнял ее за шею и поцеловал в теплую бархатистую морду.

– С-спаси…бо… – с усилием шевеля непослушными пока губами, тихо проговорил он. – С-спа… сибо…

И опешил.

Потому что кобыла улыбнулась, кивнула большой черной головой и прошептала ему на ухо:

– Счастлива была помочь тебе, мой конунг…

Олаф замер, испуганно прислушиваясь к происходящему внутри его головы.

Кажется, последствия заклинания проклятой ведьмы будут еще сказываться долго и неожиданно.