Читать книгу "Яд для короля - Дарья Крупкина"

– Сефид.

Негромкий голос Яфы прозвучал в спертом воздухе как-то неуверенно и глухо. Но в тот же момент в разных углах кабинета по очереди вспыхнули магические шары. Их свет не был слишком ярок – но вполне достаточно, чтобы рассмотреть кабинет.

В последний раз Яфа была здесь в день смерти отца. Тогда своими криками слуги переполошили весь дом – они и нашли Арана Каванара, прямо за его рабочим столом, где его хватил удар.

Массивный стол стоял в глубине кабинета. Он терялся среди огромных стеллажей и нагромождений странных вещей, которые в смутных отблесках шаров принимали самые необычные формы.

Оглядываясь, Яфа не торопясь двинулась в глубину комнаты. Она не пыталась что-то отыскать, как и не пыталась все разглядеть или запомнить. Она позволяла взгляду скользить, а разуму фиксировать детали, но не зацикливаться на них.

С полок на леди Яфу таращились пыльные чучела, которые лорду Каванару привозили со всех уголков света. В нише, во мраке, терялся огромный книжный шкаф – в нем стояли те фолианты, которые могли понадобится Арану во время его работы. Тут же был и алхимический стол со странными приспособлениями, колбами и ретортами.

Около него Яфа остановилась. И долго рассматривала, склонив голову на бок. Затем провела пальцем по длинной трубке, соединяющей одну колбу с другой. В пыли остался след ее пальца.

Застыв на секунду, Яфа по очереди сняла все кольца, стянула с руки сначала одну перчатку, а затем и вторую. Лишенные второй кожи, уродливые рубцы отчетливо проступили в полумраке магических шаров. Тот изъян, который Яфа старалась скрывать.

Пальцы вновь прошлись по стеклу трубки. Яфа отлично помнила тот день, когда получила ожоги. Тогда же, когда погибла ее мать, леди Иффа.

Оставив перчатки у пыльных колб, девушка двинулась к столу отцу. Усевшись на скрипнувший стул, она оглядела резную крышку стола, разбросанные бумаги, груды каких-то папок. Некстати пришла мысль, что последним на этом стуле сидел Аран Каванар – точнее, его мертвое тело.

Взяв один из листов бумаги, лежавший сверху, Яфа подула на него, разгоняя пыль. Правда, это ничего не дело: бумагу покрывали какие-то формулы и знаки, как подозревала девушка, алхимические.

Небрежно бросив листок на стол, Яфа откинулась на спинку стула. Что она вообще хотела тут найти? Неожиданный дневник, который представит отца в новом свете? Запертый сундук с тайнами?

Яфа никогда не испытывала по отношению к отцу того благоговейного восхищения, которое было свойственно Равену. Она и в кабинет-то не заходила только потому, что ей было не интересно. Возможно, это и стало главной причиной, почему после смерти лорда брат отдалился от нее. Равен восхищался отцом, преклонялся перед ним – хотя при жизни тот так и не одарил его своим вниманием. Но восхищение Равена и так было безграничным.

Возможно, потому что он никогда по-настоящему не знал Арана Каванара.

Возможно, потому что не был в кабинете в тот день.

Иффа Каванар учила дочь вышивать. У десятилетней Яфы отлично выходило, она хорошо помнила, что в тот день закончила волосы дамы, смотрящей на море с берега и явно кого-то ожидающей. А потом они с матерью отправились к отцу в кабинет. И там Яфа с интересом рассматривала огромную карту на стене, пока ее родители разговаривали – а затем и ругались.

Леди Иффа кричала, что Арана интересует только его алхимия. Только магия, способностей к которой он начисто лишен. Что он женился на Иффе только из-за того, что в ее роду Дар был необычайно силен. Даже юная Яфа знала, что это не правда: лорд Аран любил свою леди. Хотя сейчас Яфа думала, что одно другому ничуть не мешало.

Она повернула голову и посмотрела на стену, обшитую деревянными панелями. Там все еще висела та самая карта, местами сильно потертая и потрепанная. Аран и сам любил ее изучать, приговаривая:

– Шестой дом – это еще не весь мир.

Она стояла там, когда услышала сначала звон разбитого стекла, а потом крик матери. Обернувшись, Яфа, конечно же, не поняла, что произошло, но увидела разбитое стекло на алхимическом столе, упавшую мать и шипящие прожженные пятна на ковре.

Ужасное шипение. С таким же звуком пролитая жидкость разъедала кожу леди Иффы.

Ее дочь так никогда и не узнала, что же произошло. То ли леди Каванар случайно задела алхимический стол, то ли решила его уничтожить в приступе ярости. Но Аран не успел или не захотел ее остановить, а потом было уже слишком поздно.

Яфа мало что помнила. Только ужасное шипение и запах горелого – впрочем, скорее всего, большей части не было в реальности, только в ее воображении. Потому что она кинулась на помощь матери, попыталась схватить ее за руки, и почувствовала только боль в собственных ладонях.

Эта боль преследовала ее еще много дней. И даже когда повязки сняли, даже когда перестали мазать удушающей мазью, уродливые шрамы никуда не делись. Тогда же Яфа узнала, что ее мать не пережила тот день.

Хотя под большим секретом Лайоли шепотом рассказывала, что госпожа вовсе не умерла на полу в кабинете. И еще несколько суток мучилась от боли и кричала, пока не умерла в своей постели.

Яфа равнодушно взглянула на бумаги на столе. Она знала, что с таким усердием стал искать отец. Он чувствовал себя виноватым – и с остервенением занялся поисками воскрешения. Он хотел вернуть Иффу.

Вздохнув, Яфа поднялась из-за стола. Приходить в кабинет было ошибкой, ей тут делать ничего, она ничего не найдет, кроме пыли.

Кэлферей Леорон

В курильнице тлели остатки ароматных трав. Их запах был едва уловим, он предназначался не для транса, не для связи с духами, а только для молитвы, для верной настройки перед тем, что жрице предстоит совершить позже.

Сидя на коленях посреди маленькой молельни, Кэлферей Леорон вдыхала терпкий дым и, прикрыв глаза, позволяла сознанию блуждать свободно, а мыслям течь, не останавливаясь. Ей нужно было расслабиться, поймать нужную волну – иначе планируемое предприятие никогда не увенчалось бы успехом.

Сигхайю почитали по всему Сумеречному миру. Она возникла в тот момент, когда зародилась первая искорка жизни – ведь именно тогда появилась и она, смерть. И будет вечно, пока не погаснет последняя искра жизни, пока не исчезнет Сумрак.

Кэлферей облизала пересохшие губы и вызвала в памяти ощущение богини – не образ, конечно же, ведь у Сигхайи нет воплощения. Не стоит призывать ее раньше времени, давая смерти обличье. Но Кэлферей хорошо помнило те чувства, что испытала на третий день посвящения. То удивительное ощущение, что она не одна, и рядом всегда будет иной незримый мир – и Белая госпожа, отныне скрывающая ее полами своей одежды.

После этого Кэлферей получила собственную маску, означающую, что отныне она полноправная жрица, госпожа Плюща.

Ей часто казалось, что отец позволил подобное только из-за того, что к тому моменту у него уже была новая жена и наследник. И если старшая дочь решила не плодиться и размножаться, а стать жрицей, то почему бы и нет. К тому же, никаких запретов на брак у господ Плюща не было, даже у служительниц Белой госпожи.