Читать книгу "Пищевая цепочка - Виктор Ночкин"

Тварь контролировала собственное тело с точностью, совершенно невозможной для земного млекопитающего, появившегося на свет в результате естественной эволюции. Крошечный комок плоти, который овладел крысиным телом в подвале, стремительно рос, ответственные за размножение клетки и сейчас бурно делились, но Твари уже не хватало строительного материала, чтобы должным образом оборудовать свою нынешнюю плоть.

Будь она обычным животным, её ощущения следовало бы назвать голодом, но Тварь не чувствовала голода — она знала, что ей требуется органика для дальнейшей деятельности по исполнению программы.

Запах тёплой умирающей органики сделался сильнее, вот уже исчезла необходимость в верхнем чутье — шла к добыче кратчайшим путём.

На поляне молодой слепой пёс терзал тушку какого-то зверька. Мутант был совсем небольшой, он едва вышел из щенячьего возраста, теперь при делёжке добычи ему не доставались мягкие куски, положенные детёнышу, он стал считаться самостоятельным самцом и был обязан добывать себе пищу — либо довольствоваться обглоданными костями после того, как насытятся старшие члены стаи, вожаки и их подруги. Сейчас подростку повезло — он сумел выследить и загрызть тушкана, невесть откуда забредшего в лес. Тушкан тоже давно голодал, он был тощим, кожа да кости, но слепой пёс радовался и этой добыче, торопливо рвал на куски и заглатывал, почти не жуя, жёсткие сухожилия вместе с огрызками шкуры. Пёсик давился, хрипел, но жрал, жрал и жрал — боялся, что кто-нибудь из старших отыщет его и отберёт жалкую добычу.

Тварь встала на краю поляны и втянула воздух, насыщенный запахом столь необходимой ей органики. Теперь она видела источник запаха, в крысином мозгу зрительный образ совместился с картиной, выстроенной обонянием. Она видела добычу, которую сумеет одолеть — и таким образом существенно продвинется в исполнении программы.

Пёс тоже почуял пришельца и расслышал тихие шаги. Обоняние и слух слепой собаки просигналили: это существо слишком мало, чтобы отнять добычу, оно само может оказаться пищей. Пёс быстрее заработал челюстями, чтобы пораньше покончить с остатками тушкана и заняться новой целью. Рыжие уши приподнялись и зашевелились — пёс следил за продвижением пришельца. А Тварь приближалась лёгкими плавными шагами — это не было атакой, но приближение к чужой добыче, разумеется, само по себе являлось агрессией.

Молодой пёс проглотил кусок, поднял голову навстречу Твари и глухо зарычал — рык означал предупреждение, пёс не желал драться до тех пор, пока не доест. Тварь продолжала скользить, она припадала к траве и оттого казалась бы ещё меньше, но пёс не видел её — он был слеп. Впрочем, по запаху он верно определил размер Твари.

Собачья пасть приоткрылась, чёрные губы подрагивали обнажая острые клыки. Пёс опустил морду — он сделал вид будто вернулся к трапезе, на самом же деле собирался напасть, едва самонадеянный гость приблизится на расстояние прыжка. Тварь не остановилась. Вот она уже совсем рядом… Пёс подобрался и снова зарычал… Прыжок! Жёлтые клыки клацнули там, где долю секунды назад находился облезлый загривок Твари — впустую, Тварь ускользнула и пошла по кругу, медленно сокращая дистанцию. Пёс снова прыгнул и снова промазал. Он взвыл, не скрывая досады, и прыгнул в третий раз, потом ещё и ещё. Тварь выжидала. Она не атаковала сама, только дразнила противника, который был крупнее её в несколько раз.

Во время очередной атаки рыжего Тварь не стала уклоняться, а молниеносно метнулась навстречу, проскользнула под смыкающимися челюстями пса — и развернулась. Под облезлой шерстью напряглись мышцы, налились каменной твёрдостью — Тварь боком ударила пса в лапу, он пошатнулся, стал заваливаться, дёрнулся, тщетно пытаясь восстановить равновесие. Тварь прыгнула, разевая пасть. Крысиные зубы впились в жилистую шею, прокусили покрытую рыжим мехом шкуру, разорвали артерию… Пёс, ещё не сознавая, что произошло, шарахнулся в сторону, увлекая повисшую на горле Тварь, рванулся из последних сил. И рухнул на бок. Тварь дёрнула головой, разрывая горло умирающего пса, и нырнула длинным рылом в исходящую кровью рану. Задние лапы оттолкнулись, заскребли, посылая вперёд тело, которое неожиданно стало гибким и тонким, как у змеи…

Тварь ввинчивалась, вгрызалась в тощую тушку слепой собаки. Снаружи остался только поджарый копчик, потом исчез и он. Кровь перестала сочиться, труп собаки замер.

Шли часы, тело оставалось неподвижным. Тварь получила достаточно строительного материала, чтобы нервные клетки росли и делились — для контроля над большим телом их требовалось много. Кроме того, Тварь исследовала мозг слепой собаки, и здесь её ждало разочарование — если так можно выразиться. На самом деле Тварь не ведала человеческих эмоций, надежды и разочарования были ей равно неизвестны. Однако она убедилась, что мозг более крупного существа не превосходит мозг крысёнка. Да, обоняние и слух были развиты лучше, так как им надлежало компенсировать отсутствие зрения. Слепой пёс был отчасти чувствителен к аномалиям, способен ощущать радиоактивность, обладал зачатками телепатических талантов. На этом преимущества заканчивались. Крыса превосходила его по большинству параметров, её мозг был меньше, но лучше подходил для исполнения заложенной в Тварь программы. Тварь не стала отказываться от первого захваченного ею разума, напротив — крысиный интеллект остался основным.

Ближе к рассвету рыжее тело зашевелилось — процесс трансформации был запущен. Стала колебаться температура, поочерёдно сокращались группы мышц, дёргались лапы, напрягались и снова опадали уши, челюсти периодически рефлекторно щёлкали, выполняя команды изменяющегося мозга… Заросшие шерстью глазницы начали опухать, наливаться горячими волдырями… Это выглядело бы отвратительно с человеческой точки зрения, но за процессом трансформации никто не наблюдал, а самой Твари были чужды эстетические соображения. Она знала лишь целесообразность и стремилась как можно точнее подготовить тело к исполнению программы.

Когда первые солнечные лучи коснулись верхушек деревьев, тело слепой собаки стала сотрясать дрожь. Конечности стремительно распрямлялись и тут же судорожно подтягивались к животу, мышцы под рыжей шкурой вздувались узлами, опадали и снова напрягались. Опухоли в глазницах лопнули, из прорех выкатились несколько тёмных капель, смочили короткую шерсть, заплутали в рыжих завитках. Из пасти вытекла мутная жидкость, потом всё замерло.

А лес начал пробуждаться. Где-то подала голос пичуга, откликнулась другая… Раздались тяжёлые хлопки крыльев, голоса мелких птичек смолкли, на поляну спикировал ворон. Замер, кося круглым глазом на рыжее тело, сделал несколько шагов, снова оглядел похожую на собаку Тварь. Ему хотелось отведать мертвечины — он считал, что Тварь мертва, потому что от неё исходил запах смерти. Но ворон чувствовал и другие запахи, потому опасался. Он сделал ещё шаг и замер, настороженно блестя глазом.

По рыжему телу пробежала судорога, ворон подпрыгнул, расправляя крылья. Тварь совершила длинный прыжок. Казалось невозможным, чтобы зверь, лежавший на боку, так стремительно двигался, расслабленная поза не должна была позволить мгновенно напрячь мышцы, но Твари это удалось. Ворон едва сумел опередить противника и, шумно хлопая крыльями, взлетел над поляной. В пасти Твари осталось чёрное перо. Ворон недовольно каркнул и спикировал с ветки, пролетел над замершим рыжим зверем, описал круг, набирая высоту.