Читать книгу "В тенетах суккуба - Эдуард Снежин"

— Так, тебя, как биолога, пригласили душу читать?

— Да. Гера сам технарь, сначала пробовал вместе с психиатрами работать, их у нас в городе два всего, и оба мужики. Не вышло, зацикливаются врачи, на чём их учили, а здесь нужен новый подход.

— Да не только в этом дело, душа — дело тонкое, тут необходим интуитивный женский ум, а у мужиков тупой аналитический. У женщины больше развито правое, подсознательное полушарие, и никто ещё не доказал, что вернее: ум или интуиция, — мудро блеснул я эрудицией.

— Гера тоже мне это говорил, когда сватал на работу.

Тема, затронутая Людмилой, на стыке технических и гуманитарных наук, заинтересовала меня. Всю жизнь не мог я определить, что больше влечёт меня? В детстве с энтузиазмом собирал схемы радиоприёмников, но не с меньшим увлечением садился писать философские стихи и рассказики, на тему смысла жизни.

— Вот чем ты занимаешься. А как-нибудь пригласишь в лабораторию, посмотреть на практике?

— Всегда, пожалуйста! Я завела этот разговор для тебя, приходи, посмотришь на свою рваную ауру. А через это лезут в душу всякие гадкие виртуальные сущности, демоны.

— Да ну! Запугаешь совсем.

— А мы пробуем лечить раскрытую ауру, пытаемся превратить в замкнутый защитный кокон.

— Интересно! Обязательно приду, как с ремонтом управлюсь.

— Звони!

Я поцеловал на прощанье Людмилу с непритворной нежностью и подумал, что пообщайся мы с ней сразу так, моя душа потянулась бы к женщине, и сексуальный акт, наверняка, окрасился бы душевным порывом.

XIV

В динамиках тихо завывали чарующие звуки «Пинк Флойда». Я только закончил покраску пола в комнате, как в дверь позвонили.

— Заходите, у меня руки в краске, — крикнул я.

Незапертая дверь открылась.

— Оторва! — выдохнул я.

В полутёмном проёме двери словно зажглась новогодняя иллюминация. Такую энергию излучала улыбающаяся Лариса, что, казалось, вся светится, с радужным ореолом вокруг!

Она бросила в угол коридора сумочку и сняла с моих рук замазанные краской перчатки.

— Как славно воняет у тебя мой милый маляр! — прощебетала она со свойственным ей саркастическим юмором и, я, ошарашенный, очутился в кухне, бесцеремонно затянутый туда за член, в который она вцепилась сквозь штаны.

Так же очумело не сопротивлялся я, когда она встала на колени, выпотрошила моё достоинство поверх джинсов, и всосала его в рот.

Я нимало не задумывался, что это с её стороны: беспроигрышный манёвр на сближение после всего или искреннее утоление голода по мне любимому? Я испытал великое облегчение души, как будто сбросили с меня непосильный груз, неотвратимо прижимающий к самой земле.

Всякая способность к размышлению покинула меня.

Я просто закрыл глаза и предался блаженству, разлившемуся от пальцев ног до макушки головы. И только иногда вздрагивал, опасаясь проснуться и, как в первый раз, когда Лариса отдалась мне, крутилось в голове: «Так не бывает!»

Я не стал допрашивать девушку и устраивать разборки, боялся узнать подробности, вгоняющие в стресс, и так слишком много пережил. К тому же был уверен, что рано или поздно Лариса «расколется» сама, природное стремление к откровенности часто побеждало в ней обманную хитрость, в которой она достигла непревзойдённого профессионализма.

Но в первый день напомнил наше соглашение с её родителями — не пить месяц.

— Конечно, — радостно согласилась она, — мне мама́ подарила книжку про лечебное голодание, — вытащила она из сумки тонкий томик, — оказывается, голодание лучше всего лечит от алкоголизма. Там пишут, что надо голодать три недели, но мы же не алкоголики, правда? Нам хватит одной.

— Знаю я про этот метод, даже сам голодал, и очень здорово посидеть недельку на одной водичке, чистится организм.

— Так, заканчиваем быстренько ремонт, что там осталось: кухня и коридор? и переселяемся голодать ко мне. Тут у тебя, — вдохнула она воздух, — будешь питаться ацетоном.

В Ларисе бурлила неуёмная энергия не только к радостям жизни.

С воодушевлённым подъёмом сдирала она в коридоре и на кухне всё лишнее и покрикивала на меня:

— Шевели помидорами! — как будто, я залез на неё меж ног, но ленился выполнять мужские функции.

В результате, на окончание ремонта ушло всего пару дней.

Мы лежим голые, расслабленные после бурного акта любви. Любовь — наша единственная пища уже третий день. Я голодаю в лечебных целях не в первый раз, и пришёл к чёткому выводу: голод не уменьшает, а обостряет сексуальное желание.

Чтобы найти подтверждение этому, я раздобыл роман Золя «Жерминаль», на последней странице которого влюблённые, оказавшись без пищи, заваленные в шахте, сливаются телами в страстном возбуждении.

— Я устрою тебе такое возбуждение, — с ленивым акцентом, так будоражущим меня всегда, говорит девочка, — что забудешь читать мне глупые книжки.

С этим, она достала из тумбочки медицинский термометр и … начала старательно впихивать его в щель моей головки.

— Ты что?! — возмутился я.

— Разве тебе больно?

— Да нет, но он стеклянный, может сломаться.

— Испугался! Тогда суй мне!

Она раздвинула свои широкие бёдра и засучила пальцами влагалище.

— Для тебя он маловат, — засомневался я.

— Дурак! Суй в уретру!

И, поскольку, я раздумывал, прикрикнула:

— Да ты до сих пор не знаешь, откуда женщины писают? Бедный малыш!

— Зачем тебе это?

— Узнаешь на практике!

— Ладно, получай, — согласился я, вспомнив сцену с шампанским в грудь, и, осторожно, начал вставлять градусник в узенькую дырочку на внутренней стенке влагалища под клитором.

К моему удивлению, он зашёл туда весь, и я только крепко придерживал его краешками пальцев за верхний кончик, чтобы не провалился.

Но тут Лариса отбросила мою руку и ударила градусник по шляпке. Медприбор, к моему ужасу, скрылся в отверстии весь без остатка, а Лариса завибрировала задницей и застонала. Я испугался так, что сразу бросился к телефону, звонить в скорую.

Чертовка захохотала:

— Успокойся!

Я понял, что это был обыкновенный оргазм, достигнутый необыкновенным методом.

Удовлетворившись, Лариса произвела влагалищными мышцами сокращательное движение, и градусник выскочил из отверстия.

— Вот как! — только изумился я.

— Теперь будем совать тебе.

Не было никакого желания испытывать этот эксперимент на себе, но мужское самолюбие не позволяло отступать после героического примера партнёрши.