Читать книгу "Лакуна - Барбара Кингсолвер"

Сегодня сеньор Альва стремительно, как обезьяна, спустился по лесам и набросился на одного из караульных. Они грубо отозвались о фресках. Зашли четверо парней в шляпах tejano[91]и пригрозили, что, когда художник уйдет домой, вымажут стену дегтем, чтобы спасти Мексику, защитить государственные символы от оскорбления. Сеньор Альва крикнул караульным, чтобы те прогнали нахалов. Художнику, похоже, безразлично, что они говорят. Он продолжает писать.

10 НОЯБРЯ

Сеньор Ривера уехал. Стена расписана только наполовину. Индейцы и всадники скачут по белому воздуху. Под горами нет земли. Угольные наброски на шершавой белой стене пока ожили только наполовину и ждут. Не может быть, чтобы все вот так кончилось, но сеньор Альва уверяет, что художник уехал. В Сан-Франциско, рисовать для гринго. Единственное оставшееся задание — разобрать леса и оттереть с пола брызги штукатурки. Вот и все, мальчики, сказал он. Песо тоже уехали в Сан-Франциско.

18 ЯНВАРЯ 1931, День святого Антония

Священник освящал животных. Светские дамы принесли в церковь попугаев и канареек, прижимая клетки к парчовой груди, и ворковали со своими птицами, вытянув губы трубочкой. Другие держали кошек, которые бешено извивались, пытаясь вырваться и сожрать попугая. Или лысых собачек escuincles, неодобрительно взиравших на все глазами навыкате. Сзади ждали своей очереди селяне с козами и ослами на веревках. После того как благополучно освятили собак и попугаев, к алтарю были допущены крестьянки со скотиной; все взгляды были прикованы к ослиным дарам на полу.

Какой-то старик притащил за плечами мешок земли, кишащей гусеницами и муравьями. Когда он шагал к алтарю, дамы в модных шляпках шарахнулись в сторону, так что длинные нити жемчуга качнулись на их шеях, будто под ногами у женщин накренилась палуба. Священник в чистеньком облачении отпрянул от престола, когда крестьянин поставил мешок и черные муравьи хлынули врассыпную. «Ну-ка крестите этих тварей!» — крикнул старик. — «Я отнесу их домой, чтобы они обратили в свою веру остальных. Тогда, может, они перестанут жрать мой урожай и оставят мне мой кусок хлеба».

Сьенфуэгос пришел с Манхар Бьянко на поводке. Дамы не знали, как молиться за ящерицу-христианку. Их собачки, должно быть, до сих пор не могут успокоиться.

31 МАРТА

Одно из двух, либо школа, либо работа, говорит мать. Так что — снова школа, осточертевшая до смерти. Сегодня там обнаружился труп! Обернутый в черное полотнище, он лежал на составленных в ряд четырех деревянных стульях в кабинете директора. Тот еще не вернулся с обеда, когда к нему в кабинет послали грешника, кающегося в проступках, в число которых входили и плевки. Пришлось долго ждать, разглядывая тело, чьи ноги торчали из-под покрова, и было ясно, что это ноги мертвеца — мужчины или женщины, непонятно, однако дыхания не было слышно. Трупного запаха тоже не чувствовалось. В детективах часто пишут о таком. Вероятно, бедолага скончался недавно и не успел разложиться. Или трупный газ был, но не ощущался, поскольку вся школа провоняла мочой и запахи похожи. Время тянулось мучительно долго, отмеряемое задержанным дыханием.

Двадцать минут. Едва ли под полотнищем сеньора Бартоломе. Слишком худая. И не директор — все видели, как он ушел обедать. Что же это за школа, в которой учеников наказывают, оставляя в одной комнате с трупом?

Пятьдесят минут. В саду на солнце возвышалась на постаменте Пресвятая Богородица, полная грусти, но не сочувствия. Как все матери.

Пятьдесят восемь минут: директор вернулся в приподнятом настроении, распространяя еле уловимый запах пульке. При виде грешника опустился в кресло и резко помрачнел. Последнее время у него рука не поднимается пороть.

— А, так это ты, Шеперд, наш беспокойный иностранец. Что на этот раз?

— Читал на уроке, сэр. И участвовал в одном соревновании.

— Каком именно?

— Кто доплюнет до черты на полу, сэр.

— Что-нибудь поучительное? Я про книгу, которую ты читал.

— Нет, сэр. Бут Таркингтон.

Директор так откинулся в кресле, что, казалось, сейчас упадет — или уляжется и заснет. О трупе под покрывалом не обмолвился ни единым словом. Кто же это? Явно выше недоростков, обреченных на эту школу. Но тело лежит, так что наверняка не определишь.

— Скажите, пожалуйста, сэр, никто из учительниц не заболел?

Сидя так близко от трупа, что мог дотянуться и дать ему затрещину, директор ответил:

— Они все здоровы настолько, насколько это вообще возможно для женщин их возраста и конституции, — вздохнул он, — то есть практически бессмертны. А почему ты спрашиваешь?

— Тогда, вероятно, кто-то из учеников? Быть может, кто-то из мальчиков неожиданно умер?

С директора мигом слетел сон.

— Умер?

— Ну, скажем, не вынес слишком долгого наказания и скончался?

Директор выпрямился в кресле.

— У тебя богатое воображение. Ты кого-то подозреваешь? Быстрый взгляд на ноги, торчащие из-под полотнища.

— Нет, сэр.

— Тебе бы романы писать, малыш. Ты прирожденный писатель.

— Это хорошо или плохо, сэр?

Директор разом улыбнулся и погрустнел.

— Не знаю. Но в одном я уверен: в этой школе тебе не место.

— Да, сэр. Мне тоже так кажется.

— Я говорил об этом с сеньорой Бартоломе. Она сказала, что твое знание латыни превосходит ее преподавательские способности. Заставлять ее давать материал в таком большом объеме нечестно по отношению к другим ученикам. Куда им спряжения, они едва способны сопрячь ботинки с чулками.

Повисло молчание.

— Мы обсуждали перевод в Препараторию на следующий год.

— Сэр, там убийственные вступительные экзамены. Во всяком случае, для того, кто пропустил все, чему учат после шестого класса школы.

— Пожалуй, так оно и есть. Но как так получилось?

— Семейные трудности. Как в романе.

— Что ж, тогда остается надеяться, что ты когда-нибудь напишешь обо всем.

— Нет, сэр, только о самых интересных днях. Потому что чаще всего жизнь течет как в дурном романе и никто из героев ничему не учится.

Директор облокотился о стол и свел пальцы, так что ладони стали походить на бутон. Вопрос о лежавшем подле него трупе так и остался без ответа. День оказался более чем интересным.

— Возвращайся в класс, юный Шеперд, — наконец проговорил директор. — Я скажу сеньоре Бартоломе, что разрешил тебе читать на уроках приключенческие романы для подготовки к карьере писателя. Однако советую быть внимательнее на математике. Она может оказаться полезнее, чем ты думаешь.

— Да, сэр.

— И еще. Мы знаем, что ты посещаешь школу нерегулярно.