Читать книгу "Железная леди - Кэрол Нелсон Дуглас"

– Ага! – резко воскликнула Ирен, зажигая другую сигарету спичкой, добытой из изящной лиможской шкатулки, расписанной гиацинтами. Запах серы наполнил воздух. Даже самые мужские жесты Ирен наполняла инстинктивной женственностью, если, конечно, не желала притвориться мужчиной – тогда она сбрасывала свои дамские манеры одним махом, как плащ на оперной сцене.

Годфри кивнул. По напряженным дугам его иссиня-черных бровей я могла заметить, что интригующая обстановка – чужеземный климат, военные дела, предательство и шпионаж – разожгла воображение адвоката, не меньше чем интерес его супруги, тогда как с более прозаическими расследованиями такого не случалось.

Конечно, и я больше не могла оставаться безучастной, в первую очередь из-за объекта наших расспросов.

– Шпион, – повторила Ирен мечтательным, взволнованным голосом. – Саре бы это понравилось.

Мистер Стенхоуп тряхнул головой:

– Грязная, неблагодарная работа, но армейская жизнь мне не подходила. Мне нравилось быть самому по себе на многолюдных базарах, пробираясь среди крестьян в таком же, как у них, наряде, и перебрасываться с ними парой слов, когда я обнаружил, что я действительно могу сойти за одного из местных.

– Должно быть, вы были бесценны для командования, – заметил Годфри.

– Не я. Я занимал слишком низкое положение, чтобы докладывать напрямую. Для этого мне и был нужен Тигр.

– Кто такой Тигр? – спросила Ирен. – Вы говорите о нем загадками.

– Я не знаю, кто он. В этом и состоит смысл прозвищ, не правда ли? Его звали просто Тигр, а меня – Кобра.

– Кобра, – выдохнула я. – Это звучит так… так…

– Гораздо более драматично, чем в действительности, – закончил он. – Змеи молчаливы и быстры, а это как раз и требуется от профессионального шпиона. Миссия давалась мне даже слишком легко, – добавил он. – Мои способности в языках инстинктивны, мне трудно их объяснить…

– Дело в ухе, – вставила Ирен. – Певцы называют это идеальным слухом. То, что одним приходится учить, другие воспроизводят моментально. У меня у самой способности к языкам, но вы, должно быть, прирожденный мастер. Вы поете?

Он выглядел смущенным, и на то была причина.

– В лагере я пел в хоре пару раз. Неплохо получалось, но я не солист.

– Ирен, – сообщила я, – оперная певица.

– На покое, – быстро добавила подруга.

Стенхоуп кивнул:

– По причине смерти.

– По причине мнимой смерти, пусть и очень похожей на настоящую.

– Естественно, – объяснила я, – у Ирен идеальный слух, о котором она упоминала. Поэтому она понимает, откуда взялся ваш дар.

– Скорее проклятие, – устало произнес наш гость. – Целый десяток лет он удерживал меня вдали от Англии. Но вы, мадам, спрашивали о медали. Меня наградили ею за работу шпиона. Это случилось еще до того, как состоялся военный трибунал и нам предъявили обвинение в поражении при Майванде. Я мог бы ее лишиться, останься в рядах войск, но я выбрал другой путь.

– Вы не вернулись в Англию, – сказал Годфри, нахмурившись. – Куда же вы отправились?

– Туда, где ни англичане, ни русские не смогли бы меня найти. Я исходил Афганистан вдоль и поперек. Через суровые горы Гиндукуша, которые поднимаются на фоне бесконечного синего неба, через дальние горы к северу от Кабула, через узкий перевал Хибер, двадцать семь миль легенд и смертей, где разбойники выступают в роли привратников, через дальние восточно-афганские холмы рядом с территорией Китая, к покрытому льдом озеру вдоль границы с Россией. В земли, где не ступала нога белого человека.

– Вы прожили среди местных племен десять лет? – Вопрос Ирен выражал не столько недоверие, сколько восхищение. – И вам удалось выдать себя за своего? Вы оставили, мистер Стенхоуп, жизнь на Беркли-сквер и даже удобные горные лагеря английских войск в Индии? Такую… роль надо уметь играть, вжиться в нее по-настоящему. И за все это время вас никто не побеспокоил?

– Нет. Даже когда я снова посетил Индию. Я похоронил себя в глухих местных деревнях. Мало кто из цивилизованных людей рискует ездить в те земли. Я хотел потеряться, и это оказалось проще, чем можно предположить.

– Почему? – спросила я, пораженная тем, что такой славный человек сгинул в безбожной пустоши.

– Мне опротивела война, мне подобные, я сам. Мы потерпели поражение при Майванде, а причина была в предательстве. Наши войска развернулись в глубоком рве рядом с деревней, но Тигр не доложил о втором ущелье, тянущемся к нам под углом с правой стороны. Через тот скрытый проход в земле Аюб протащил свою великолепную артиллерию. Мне удалось предупредить только одного человека в ночь перед сражением, моего друга лейтенанта Маклейна. Он выдвинул вперед свою артиллерийскую батарею, чтобы отрезать тайную вторую атаку Аюба, хотя бригадный генерал Барроуз приказал ему отойти на одобренные ранее боевые позиции.

– Где вы находились во время сражения? – с интересом спросил Годфри.

– Лежал без сознания рядом с деревней, – с горечью произнес мистер Стенхоуп. – На меня напали на выходе из лагеря. Когда я очнулся, наши силы уже отступали. Какой-то британский врач подбежал, чтобы оказать мне помощь – у меня была разбита голова. Как только он наклонился ко мне, в него сбоку попала пуля. Теперь я задаю себе вопрос: не предназначался ли тот выстрел мне? Но в конце концов меня с разбитой головой, полумертвого, унес панический поток отступления. Афганские бойцы гнали наши фланги через горы в Кандагар – ближайший афганский город, где у нас был военный гарнизон.

– А Маклейн? – спросила Ирен. – Молодой лейтенант, который нарушил приказ, чтобы задержать предательскую атаку. Что случилось с ним?

Мистер Стенхоуп взглянул на нее поверх пустого бокала из-под бренди столь же пустыми глазами:

– Его схватили, когда он искал воду около деревни Синджини во время отступления. Вместе с пятью сипаями он оказался в плену в лагере Аюб-хана.

Ирен содрогнулась, а Годфри тем временем поднялся, чтобы наполнить стакан мистера Стенхоупа. Мой давний знакомый пристально разглядывал стеклянный сосуд, как будто видел в нем битву при Майванде.

– Вы не представляете, какие там жара и пыль, – сказал он. – Наши войска зафиксировали температуру сто пятнадцать градусов по Фаренгейту[20], когда «бад-и-сад-о-бист-роз» – горячие июньские «ветры ста двадцати дней» с запада – поднимают пыльные смерчи весь месяц, а ведь был уже почти июль. Нас кружило в вихре пыли, пока все окончательно не поглотило непроглядное смятение, прерываемое криками людей, лошадей и верблюдов. Пришлось бросить многие пушки и даже некоторых раненых. К счастью, на меня напали еще до того, как я успел переодеться из формы в свой шпионский наряд. В местном одеянии я бы точно оказался трупом среди той толпы возбужденных людей.