Читать книгу "Преобразователь - Ольга Голосова"

– Заткнись, – прошипел я. – Чего ты орешь?

Эдик смотрел на меня, и в его взгляде я впервые в жизни увидел омерзение, смешанное со страхом.

Что ж. Я и сам теперь смотрю на себя так же.

– Чего уставился? – дружелюбно поинтересовался я. – Крыс не видел?

– Я никогда не видел тебя… таким.

– Каким?

– Счастливым животным.

Эдик был абсолютно трезв.

Я проигнорировал его реплику.

– Ты не закончил про завещание.

– Профессор отправил письмо твоей матери. Когда она была еще жива. Твой опекун перехватил его. Кроме всего прочего, в письме было сказано, что твой отец все завещает тебе, если ты есть. Он погиб ночью, пять дней назад. Он был убит выстрелом в голову, потом помещение взорвали. Нам туда не попасть: там власть Гильдии. Ты едешь в Бухару. Препарат или его следы нужно искать там.

– А как же тест?

– А ты сам не видишь? – Эдик усмехнулся с неожиданной горечью, и я осознал: нечто важное в его чувствах ко мне сейчас умерло навсегда.

– Эдик, кто я? Зачем я вам?

Эдик отвернулся, вытащил из-под лавки мятую пачку и, брезгливо отряхнув ее, вынул сигарету. Я поднял с земли зажигалку и дал ему прикурить.

Мы сидели молча, и где-то далеко над крышами появилась тонкая кайма светлеющего неба.

Эдик хоронил друга.

Я был занят тем же.

Наконец он повернул ко мне лицо, бледное в рассветных сумерках. Его полные боли глаза смотрели на меня с непонятной тоской.

– Ты можешь навсегда превратить крыс в людей, а можешь навсегда избавить мир от крыс. Ты – недостающее звено между двумя видами. Ты – их мошиах 9! – Эдик захлебнулся словами и уронил голову на руки.

Я смотрел на его плечи и ничем не мог ему помочь.

– Врачу, исцелися сам! – пробормотал я.

Эдик вздрогнул как от удара:

– Что ты сказал?

– А также «кровь его на нас и детях наших 10» – не так ли, Эдик?

Он медленно опустился передо мной на колени и, взяв мою руку, положил ее себе на голову.

– Знаешь, что я теперь делаю?

Я кивнул.

– Ты принимаешь мою клятву?

– Нет.

Я услышал свой голос со стороны, и мне стало жутко.

– Мой род служил твоему семьсот лет, и я буду служить тебе.

– Этого ли ты хочешь?

– Я всегда этого хотел.

– Лжешь.

Я обхватил его за шею и притянул к себе.

– Я никогда не сделаю того, чего вы хотите. Слышишь, безумец? Как можешь ты жертвовать своей свободой во имя твари, которой и названия-то в природе нет? Или ты хочешь стать ловцом человеков 11? Это не моя синекура, Эдик. Как выяснилось, я тварь в тысячу раз более ничтожная, чем самое последнее ничтожество из людей. У меня даже нет души!

Я расхохотался и вскочил со скамейки.

– Вы слышите? У меня даже нет души! Я крыса! Отвратительная тварь с голым хвостом и розовыми ушами. Или какие там у меня уши? А, Эдик? В своей лаборатории вы наверняка выяснили все виды ушей моих сородичей. О, мой Бог!

Встань с колен, слепец, встань и иди! Если благодаря шашням моей маменьки у меня и есть какая-то призрачная власть, то этой властью я отпускаю тебя! Твой род отныне свободен от клятвы! Будь человеком, Эдик, ты-то можешь им быть! Уходи!

Я оттолкнул его, и он едва не упал, облокотившись о землю рукой. В глазах его застыла тоска.

Я отвернулся и пошел прочь. И от него, и от всего того, что услышал.

– Чернов, остановись, – крикнул он. – Не сходи с ума!

Но коньяк делал свое черное дело, и я, нырнув в подворотню, устремился в неизвестность.

Слишком часто мы принимаем чужую слабость за свою силу.

Глава 7

Опять Маша

Если мужику некуда пойти, он идет к бабе. Все просто. Я отправился к Маше, на ходу пытаясь сообразить, как мне до нее проще добраться. Мне нужно было выспаться, прочесть эти чертовы «мифы древней Греции», и мне нужен был кто-то такой же, как я. С ним я не боюсь самого себя. С другим я боюсь его. И хотя переход девушки в крысу может доконать даже более крепкого парня, я готов был пережить и это. Итак, Маша. Но у меня не было ни копейки. И тут меня осенил гениальный, а главное, оригинальный план. Я сошел с тротуара и стал ловить машину.

Применив все похмельное обаяние, на которое я был способен, я объяснил парню-бомбиле суть проблемы: напился, посеял деньги, еду домой. Нужно подняться со мной, и жена отдаст деньги. Что будет, если Маши не дома, меня не волновало. Как-нибудь отмажусь. Не удавиться же теперь из-за пятисот рублей. Мы вошли в парадное, которое, к счастью, оказалось открытым: юркие выходцы из очередной солнечной республики мыли лестницу. Поднялись на шестой этаж. Я позвонил в дверь, и через несколько секунд она распахнулась. На пороге стояла зареванная Маша, облаченная в идиотскую девичью пижамку с котятами.

– Маш, отдай мужику деньги, а то я в долг ехал, – пробормотал я тоном мучимого похмельным раскаянием сожителя.

Маша всхлипнула и нырнула в прихожую. Покопавшись в сумочке, она вытащила кошелек.

– Сколько? – спросила она.

– Пятьсот, – ответил бомбила и ухмыльнулся: – Ну, удачи, шеф, – он еще раз хмыкнул и нахально обозрев просвечивающую сквозь рубашечку Машину грудь, отвернулся к лифту.

Я вдавился в дверь и захлопнул ее за собой. Маша стояла, опустив руки с зажатым в них кошельком, и смотрела на меня.

Я подошел к ней и взял ее за подбородок.

– Ты плакала?

Она попыталась вырваться, но я взял ее лицо в ладони.

– Я ждала тебя, я все время тебя ждала.

Она зажмурилась, переживая самое страшное и самое обыденное унижение женщины. Унижение от того, что ты вынуждена сначала сознаться в своем унижении, а потом простить его оскорбителю, потому что не простить не можешь.

Я поцеловал ее в губы. Мои руки беззастенчиво лапали ее не проснувшееся тело. Она пыталась отстраниться, но ее обида только возбуждала меня. Мои ласки становились все смелее, а она – податливее. И в тот момент, когда я ощутил наконец ее желание, она вдруг оттолкнула меня.

– Ты, наверное, хочешь есть и спать? – спросила она, отстраняясь и поворачиваясь ко мне спиной.

– Ты угадала.

– Тогда пойдем, я тебя покормлю. Она пошла на кухню, а я, сознавая, что при всем моем желании после такой ночи вряд ли буду на высоте, поплелся за ней.

Она достала из холодильника кусок вырезки и положила ее на сковородку. Движения ее были привычны и отработанны. Потом она порезала овощи и отжала апельсиновый сок. Все женщины мира одинаково кормят своих мужчин. Кормежка всегда столь физиологична, что, поддаваясь ей, я невольно захотел питаться воздухом, чтобы, в свою очередь, не быть униженным этой дрессурой. Пока я ел, она смотрела на меня, положив подбородок на руки. Потом она уложила меня и легла рядом.