Читать книгу "Ржавчина. Пыль дорог - Екатерина Кузьменко"

Стэн подхватил друга под плечи и под колени. Правая ладонь намокла – точно, кровь. Значит, спине тоже досталось. Ох, Дэй, тебе понадобится все твое везение. Кстати, не такой уж ты тяжелый.

– Эй, примите бойца, – скомандовал он. – Только осторожно, кажется, ребра сломаны.

И опустил Дэя на расстеленную плащ-палатку, за углы которой тут же взялись двое парней.

– Тварь дожгите, – устало закончил Стэн.

…– Хреново, командир, – бросил Рэтнер, штатный медик группы. – В полевых условиях не вытащим парня.

– Это и так ясно. Каковы шансы донести его до места, где нас машина будет ждать?

Рэтнер пожал плечами.

– Если не растрясем, может, и получится.

Останки покалечившей Дэя твари упокоились где-то внизу – грубое переплетение металлических конструкций. Плоть начисто сгорела.

«Вобью слова в глотку любому научнику, заикнувшемуся о том, чтобы притащить это на анализ», – решил Стэн.

Быстро темнело.

– Вызывай Базу, – распорядился Стэн, обращаясь к радисту. – Чтоб завтра с утра машина была в условленном месте. Скажи, что у нас раненый. Палатки придется оставить здесь, потом вернемся и заберем.

А лишний груз сейчас – только помеха.

Я когда-то безумное сердце

Положил, не спросясь, в твои руки…

Джем

Распятое на операционном столе тело, холодный белый свет. Телу не больно, оно уже устало истекать кровью. Маятником качается в руках богини-матери, властительницы человеческих судеб, ниточка с множеством узелков и петелек. Дрогнет рука врача – не случится чудо, из окровавленной плоти уйдут последние капли жизни, утекут водой в песок.

А потому – под нестерпимый белый свет и без того покалеченное тело, под скальпели и иглы.

Если чудо случится – получится сложить человека из осколков, создать заново. Не выйдет – суждено ему остаться всего лишь телом, одним из многих.

И будет совсем неважно, какие сны приходили к нему в зыбком безвременье наркоза.

Шесть лет назад

Дэй

…Год, когда мне исполнилось семнадцать, был, наверное, последним нормальным годом. Еще сохранялась хотя бы видимость порядка, центральным регионам худо-бедно удавалось переварить потоки беженцев с окраин. А на окраинах творилось не пойми что. Выпуски новостей сообщали то о природных катаклизмах, то о случаях массового помешательства. Вроде бы я когда-то читал о чем-то подобном: когда под воздействием инфразвука матросы на судне сходили с ума и прыгали за борт. Но то в море, не на суше. Куда может деться население целого городка?

В тот год я работал на стройке в одном из центральных районов. Строили то ли больницу, то ли корпус для какого-то училища. Несовершеннолетний с просроченными документами? Когда это кого-то волновало? Конечно, работа была неофициальной, платили мне меньше, чем взрослому. Но так было всегда, сколько я себя помнил. Фирма берет заказ, потом нанимает строителей, но при этом экономит на грубой рабочей силе. Мне приходилось жить и работать вместе с мужчинами, годившимися мне в отцы, – и я был очень благодарен за то, что никто из них не пытался учить меня жизни.

Город мне нравился. Небольшой, зеленый. Архитектура прошлого века – впрочем, я не знаток. Просто красиво, и все.

В тот год я встретил Рин…

Маслянистый отблеск фонаря на мокром черном асфальте. Прохлада стены ощущается сквозь старую кожаную куртку. Не люблю уличные драки, хотя почему-то периодически в них ввязываюсь. Правило номер один: у шпаны нет никакого кодекса чести. Всякие «один на один», якобы «честные мужские схватки» – сказки для маленьких.

На этот раз любителей поживиться за чужой счет было двое, и первый смылся сразу, как только понял, что жертва не так беззащитна, как показалось. Новичок, ха. Второго я каким-то чудом ухитрился сбить с ног подсечкой и покинул переулок, пока он не успел подняться.

Правило номер два: в уличной драке побеждает не тот, кто лучше дерется, а тот, кто быстрее бегает.

– Эй, ты там живой? – женский голос совсем рядом. Чьи-то пальцы легонько касаются щеки. Поднимаю голову.

Неясный силуэт девушки в золотистом свете фонаря. Я различаю тонкий профиль и тяжелый узел прически. Фея электрического света.

– Живой, – пытаюсь улыбнуться, подозреваю, что выходит криво. – Просто не поладил с любителями обшаривать чужие карманы.

– Сильно досталось?

– Ну, раз я стою здесь, а не лежу с отбитыми почками в подворотне, можно сказать, что вышел победителем, – хотя гордиться тут нечем, просто повезло.

Она смотрит на свои пальцы.

– У тебя кровь.

И правда. По щеке течет горячее. Есть такой приемчик – зажимать между пальцами лезвие, когда бьешь. Видимо, пока был на адреналине, не заметил, что зацепили.

– Надо продезинфицировать. Я живу рядом.

– Слушай, это царапина. Ничего страшного.

– Да, но мало ли что туда могло попасть. Идем.

А ведь верно, вряд ли эти лезвия в медицинском спирте промывают. И, опять же, девушка.

Я отклеиваю свое тело от стены и иду за ней. Спасительница пытается подставить мне плечо, но я пресекаю эти попытки. Не раненый, в самом деле. Наглею и беру за руку – ладонь узкая и теплая.

Мы сворачиваем во дворы, лавируя между лужами. Поднимаемся на крыльцо одного из подъездов шестиэтажки, девушка колдует над замком. Хм, а подъезд чистый. И даже свет горит на всех этажах, хоть и вполнакала. Воспользоваться, что ли, случаем и получше рассмотреть спутницу? Повернулся к ней и остолбенел. Сначала даже не понял, почему. Ну да, красивая девчонка, брюнетка, с хорошей фигурой. Похоже, моя ровесница. Глаза вот только очень знакомые, светло-карие, почти золотистые. И скулы высокие. Где, интересно, видеть мог…

Где-где. В зеркале видишь периодически. Судя по выражению лица, она тоже заметила сходство. Смотрим друг на друга и молчим. Наконец заговорила.

– Ладно, идем. Нам на четвертый.

Поднялись. Опять с замком возится.

– Пап, мам, я не одна, – это в комнату, где настольная лампа горит и телевизор мурлычет. Опять новости.

– Рин, кто с тобой? – мужской голос. Рин, значит.

– Потом объясню, – и меня в сторону подталкивает, проходи, мол.

Видимо, ее комната. Письменный стол с тетрадками, книжный шкаф – я столько книг вместе только в школьной библиотеке видел. На кровати какие-то старые куклы и мишки. И – домом пахнет. Чем именно, в толк не возьму, но твердо убежден, что так должно пахнуть там, где ждут и где всегда рады.

– Садись, – на стул мне кивает.