Читать книгу "Гигиена убийцы. Ртуть - Амели Нотомб"

– Вы не дадите мне беруши?

– Вы не скажете мне недостающее название?

– Нет.

– На нет и суда нет. «Будда в стакане воды» – четыре. «Преступление против уродства» – пять.

– Сто шестьдесят пять. Двадцать восемь. Три тысячи девятьсот двадцать пять. Четыреста двадцать четыре.

– Вам меня не сбить. «Все идут ко дну» – шесть. «Смерть, и ни слова больше» – семь.

– Хотите карамельку?

– Нет. «Покер, женщина и другие» – восемь. «Поруганная честь между мировыми войнами» – девять.

– Хотите стаканчик «Александра»?

– Помолчите. «Молитва со взломом» – десять.

– Блюдете фигуру, да? Я так и знал. Вам не кажется, что вы и без того тощая?

– «Сауна и другие радости плоти» – одиннадцать.

– Я ожидал подобного ответа.

– «Проза эпиляции» – двенадцать.

– Надо же, с ума сойти, вы перечисляете точно в том же порядке, что и в первый раз.

– Вот видите, у вас прекрасная память. «Приказать недолго жить» – тринадцать.

– Не надо преувеличивать. Но почему в таком порядке, а не в хронологическом?

– Вы даже в хронологическом порядке помните? «Гадкие люди» – четырнадцать. «Безболезненная асфиксия» – пятнадцать.

– Сделайте милость, прекратите.

– При одном условии: скажите сами недостающее название. С такой отличной памятью вы не могли его забыть.

– И все-таки забыл. У склероза свои причуды.

– «Интимный беспорядок» – шестнадцать.

– Долго это будет продолжаться?

– Сколько потребуется, чтобы освежить вашу память.

– Мою? Я не ослышался, вы сказали «мою» память?

– Именно так.

– Как прикажете это понимать – вы сами помните этот злополучный роман?

– Как я могла его забыть?

– Но почему же вы не скажете название сами?

– Хочу услышать его от вас.

– Повторяю вам: я не помню.

– Я вам не верю. Вы могли забыть все остальные, но этот – нет.

– И чем он так замечателен?

– Вам это известно не хуже меня.

– Нет. Я гений, не знающий себе цены.

– Не смешите меня.

– Послушайте, будь этот роман и вправду знаменит, я бы о нем слышал. Однако что-то никто его не упоминал. Когда заходит речь о моем творчестве, всегда приводят одни и те же четыре названия.

– Вы сами прекрасно знаете, что это ничего не значит.

– А, понятно. Мадемуазель – снобка. Так и вижу вас в гостиной: «Ах-ах, вы читали Пруста? Нет, что вы, „В поисках…“ – это пошло. Я имею в виду его статью, напечатанную в „Фигаро“ в тысяча девятьсот четвертом году…»

– Ладно, допустим, я снобка. Недостающее название, прошу вас.

– Зря просите.

– Вы подтверждаете мои предположения.

– Ваши предположения? Скажите на милость!

– Раз вы не хотите мне помочь, придется начать сначала – я не помню, на чем остановилась.

– Зачем вы долдоните этот перечень, если прекрасно знаете недостающее название?

– Увы, боюсь, я опять его забыла. «Апология диспепсии» – это раз.

– Еще одно слово, и я вас задушу, не смотрите, что я немощный старик.

– Задушите? Выбор глагола, мне кажется, говорит сам за себя.

– А вы бы предпочли, чтобы я вас пристукнул?

– На этот раз, дорогой господин Тах, вам не удастся уклониться от темы. Поговорим об удушении.

– Что, я написал книгу с таким названием?

– Не совсем.

– Послушайте, вы становитесь невыносимой с вашими загадками. Скажите мне название – и покончим с этим.

– А мне не к спеху. Давно я так не веселилась.

– Не могу сказать того же о себе.

– Тем приятнее. Но не будем отвлекаться. Поговорим об удушении, дорогой господин Тах.

– Мне нечего сказать на эту тему.

– Вот как? Почему же вы грозили этим мне?

– Мало ли что у меня вырвалось в сердцах, с тем же успехом я мог бы сказать, например: «Идите в баню!»

– Да. И тем не менее, будто бы случайно, вы пригрозили задушить меня. Странно.

– Куда вы клоните? Уж нет ли у вас пунктика насчет оговорок по Фрейду? Этого только не хватало!

– Я никогда не верила в оговорки по Фрейду. Но теперь начинаю верить.

– Я никогда не верил в действенность пытки словом. Но теперь начинаю верить.

– Вы мне льстите. Но давайте начистоту. Мне спешить некуда, и, пока вы не извлечете из памяти недостающее название, пока не расскажете все об удушении, я вас в покое не оставлю.

– Как вам не стыдно преследовать бедного старика, немощного, больного и неподъемного?

– Я не знаю, что такое стыд.

– Вот как, ваши учителя забыли вдолбить вам и эту добродетель?

– Господин Тах, вы ведь тоже не знаете, что такое стыд.

– Естественно. Мне стыдиться нечего.

– Не вы ли говорили, что ваши книги пагубны?

– Вот именно: мне было бы стыдно, не сумей я напакостить человечеству.

– В данном случае все человечество меня не интересует.

– Вы правы, человечество вообще неинтересно.

– Интересны отдельные личности, не так ли?

– Только их очень мало.

– Вы знали какую-нибудь личность? Расскажите.

– Ну, хотите, расскажу о Селине?

– Нет, только не о Селине.

– Как? Он недостаточно для мадемуазель интересен?

– Расскажите мне о личности, которую вы знали во плоти, с которой жили бок о бок, общались и все такое.

– О сиделке?

– Нет, не о сиделке. Ну полно, вы же знаете, к чему я веду. Вы прекрасно это знаете.

– Понятия не имею, мадемуазель зануда.

– Сейчас я расскажу вам одну историю, которая, быть может, пробудит воспоминания в вашем склеротическом мозгу.

– Ладно. Коль скоро мне некоторое время, слава богу, не придется говорить, надеюсь, вы разрешите мне пожевать карамельки? Вы так меня замучили, что мне это просто необходимо.

– Извольте, разрешаю.

Писатель сунул в рот большую квадратную конфету.

– Моя история начинается с одного удивительного открытия. Журналисты, как известно, не обременены излишней щепетильностью. Так вот, я покопалась в вашем прошлом, не спросив на это вашего разрешения, – потому что вы бы мне его не дали. Я вижу, как вы улыбаетесь, и могу прочесть ваши мысли: вы думаете, что нигде не могли оставить следов, что вы последний отпрыск вашей семьи, родных у вас не осталось, а друзей нет и не было, – в общем, ничего о вашем прошлом я узнать не могла. Ошибаетесь, дражайший господин Тах. Всегда надо остерегаться незримых свидетелей. Надо остерегаться мест, где вы когда-то жили, – они о многом могут рассказать. Вижу, вы опять смеетесь. Да, замок, где прошло ваше детство, сгорел шестьдесят пять лет назад. Весьма загадочный, кстати, пожар, его причина так и не была установлена.