Читать книгу "Настольная книга сталиниста - Юрий Жуков"

Яковлеву удалось обойти все острые углы, утопив суть в бессчетном количестве деталей и их разъяснениях. И все же состязательность будущих выборов просматривалась вполне достаточно, чтобы действительно стать законом. Так, статья 80-я отмечала: «Избиратель… оставляет в каждом избирательном бюллетене фамилию того кандидата, за которого он голосует, вычеркивая остальные». То же нашло выражение и в главе VIII — «Определение результатов выборов». «В протоколе голосования участковой избирательной комиссии, — устанавливала статья 93-я, — должно быть указано: …е) результаты подсчета голосов по каждому кандидату». Аналогичное требование предъявлялось и к протоколу окружной избирательной комиссии (статья 102-я). Лишь две статьи, 104-я и 107-я, прямо констатировали особенность предстоящих выборов: «Кандидат в депутаты Верховного Совета СССР, получивший абсолютное большинство голосов, т. е. больше половины всех голосов, поданных по округу и признанных действительными, считается избранным». «Если ни один из кандидатов не получил абсолютного большинства голосов, соответствующая окружная избирательная комиссия объявляет перебаллотировку двух кандидатов, получивших наибольшее число голосов».[86]

Но даже такая, предельно осторожная редакция проекта, вынесенная на обсуждение Пленума, вполне могла привести к неожиданной дискуссии с непредсказуемыми последствиями. Осознавая, что ему предстоит пройти по тонкому льду, узкое руководство вновь пошло на крайние меры — провело первую чистку ЦК, в котором при избрании на XVII съезде насчитывался 71 человек. За три года, с февраля 1934-го по февраль 1937 гг. из них выбыло четверо: убитый Киров, умершие Куйбышев и Орджоникидзе и лишь один выведенный — Енукидзе. 31 марта из ЦК вывели второго члена — Ягоду, а за последующие неполные три месяца — 21 человека. Среди них оказались первые секретари крайкомов и обкомов Л. И. Лаврентьев, Б. П. Шеболдаев, И. П. Разумов, И. Д. Кабаков, И. П. Румянцев; заместитель Стецкого по Агитпропу В. Г. Кнорин; четыре члена правительства СССР — Я. Э. Рудзутак, И. К. Антипов, М. И. Калманович, И. Е. Любимов; пять республиканских наркомов — К. В. Уханов, В. А. Балицкий, И. П. Жуков, С. С. Лобов, Д. Е. Любимов. За тот же срок число кандидатов в члены ЦК сократилось на шестнадцать человек. Кроме того, в качестве устрашения была применена и более мягкая мера наказания — пока просто снятие с ответственных постов. Ей подвергли первых секретарей ЦК компартий Киргизии — М. Л. Белоцкого, Туркмении — Я. А. Попка, Северо-Кавказского крайкома Е. Г. Евдокимова, наркома внешней торговли СССР А. П. Розенгольца, заместителя наркома юстиции СССР Н.Н. Крестинского.

Сочтя такую акцию устрашения вполне достаточной, узкое руководство открыло, хоть и с запозданием на три дня, очередной Пленум. Однако начался он не с предусмотренного повесткой дня доклада Яковлева о проекте нового избирательного закона, а с сообщения Ежова о только что проведенной чистке в широком руководстве. После чего участники Пленума без комментариев заслушали доклад Яковлева, который подчеркнул, что 141-я статья Конституции, представляющая «каждой общественной организации и обществу трудящихся право выставления кандидатов… внесена по предложению товарища Сталина; ее цель — развить, расширить демократию… эта статья обеспечивает подлинный демократизм на выборах в советы». Столь же спокойно участники Пленума восприняли и главное положение проекта закона, уже содержавшееся в розданном членам ЦК проекте: «Избранным считается только кандидат, получивший абсолютное большинство голосов; если ни один из кандидатов на выборах не получил абсолютного большинства голосов, то обязательна не позднее, чем в двухмесячный срок, перебаллотировка двух кандидатов, получивших наибольшее количество голосов».[87]

Трудно усомниться в том, что члены ЦК, все участники Пленума отлично поняли смысл первых двух дней работы — и сообщения Ежова, и последующих, ими же единогласно одобренных резолюций. Только потому открыто и не выступили против альтернативности предстоящих выборов. Поступили иначе, использовав тот самый метод устрашения, который до того был направлен только против них. Ещё до завершения Пленума кандидат в члены Политбюро, первый секретарь Западносибирского крайкома Р. И. Эйхе решил вновь истребовать от узкого руководства то право, которое он уже трижды получал осенью 1934 г. во время хлебозаготовок. Право единолично, бесконтрольно, без суда и следствия выносить смертные приговоры. В записке, адресованной Политбюро, он в самых мрачных красках описал ситуацию, сложившуюся в крае после раскрытия «контрреволюционной повстанческой организации», созданной «уголовниками и высланными в Западную Сибирь кулаками». Он заявил, что вскрыта лишь верхушка «организации», слишком многие ее члены все еще остаются на свободе и потому проведение выборов на основе нового избирательного закона заведомо означает избрание только «антисоветчиков». Шантажируя таким образом узкое руководство, Эйхе вынудил Политбюро утвердить 29 июня, в день закрытия Пленума, нужное решение: образовать «тройку» в составе начальника УНКВД по Западносибирскому краю Миронова, краевого прокурора Баркова и его лично. Дать им возможность установить число лиц, подлежащих расстрелу, и сколько людей необходимо незамедлительно выслать из края.[88]

Трудно установить, каким образом инициатива Эйхе мгновенно стала известна широкому руководству, которое сумело добиться и для себя тех же прав на создание «троек», установление «лимитов» на расстрелы и высылки. 2 июля Политбюро утвердило решение, фактически повторявшее записку Эйхе. «Замечено, — констатировало оно, — что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечение срока высылки, вернувшихся в свои области, являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых других отраслях промышленности». Таким образом, направленность репрессий, прежде устремленных на членов партии, когда-либо причастных к оппозициям, резко менялась. Превращала в объект будущих акций уже не два-три десятка, а сотни тысяч людей. «ЦК ВКП(б), — говорилось в решении, — предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД. ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих выселению».[89]

Срок, установленный всего в пять дней, по замыслу Политбюро должен был предельно сократить возможные требования с мест, свести к минимуму число возможных жертв. К сожалению, узкое руководство и в этом ошиблось. Шифротелеграммы с составом «троек» и взятыми заведомо «с потолка» цифрами подлежащих репрессиям пошли в ЦК нескончаемым потоком. Только за месяц они поступили из 50 краев, областей и автономных республик из 63, от семи ЦК нацкомпартий, не имевших областного деления. Общее же число указанных в них тех, кто по твердому убеждению первых секретарей подлежал расстрелу или немедленной высылке, достигло четверти миллиона.[90]