Читать книгу "4.51 стратагемы для Путина - Анатолий Вассерман"

В данном случае очевидный синтез — нейтральный статус спорных территорий. Страны Центральной Европы должны быть признаны нейтральными, не входящими ни в какую военизированную организацию и не подлежащими силовым воздействиям извне.

В какой-то мере российская политика уже пыталась эволюционировать в этом направлении. В ходе консультаций с НАТО Россия предлагала обеспечить безопасность Центральной Европы предоставлением взаимных российско-натовских гарантий.

Однако переговоры о гарантиях с самими центрально-европейскими странами не велись. Это вызвало у них не только обиду на имперское высокомерие бывшего Большого Брата. Куда существеннее данный таким образом сигнал, что эти страны рассматриваются не как равноправные партнёры, а только как объекты политики великих держав. Тем самым российская дипломатия независимо от своего желания убедила бывших союзников: при любом изменении ситуации гарантии могут быть поставлены под сомнение.

Нейтральный же статус психологически гораздо весомее. Он подразумевает прежде всего свободный выбор самого нейтрального государства. Статус этот также гарантируется извне. Но гарантии даются потенциально противоборствующими сторонами не друг другу, а нейтральному государству в ответ на его просьбу.

Более того, нейтралитет могут гарантировать не две стороны, а неограниченное число держав и блоков. Таким образом существенно повышается надёжность гарантий: любой нарушитель нейтралитета оказывается перед заведомо превосходящими силами остальных гарантов.

История Европы знает и двусторонние гарантии. Например, нейтральный статус Австрии, установленный Государственным договором 1955-го года, поддерживали два противостоящих блока — Northern Atlantic Treatment Organization и Организация Варшавского Договора. Но это — неизбежное следствие существовавшей в тот период поляризации, фактически не оставлявшей места самостоятельным третьим силам. В XIX веке нейтралитет признавался и гарантировался совместными соглашениями всех существовавших в тот период великих держав, а также, как правило, соседей нейтрального государства независимо от их весовой категории.

И в данном случае нейтралитету Центральной Европы было бы целесообразно предоставить гарантии не только НАТО и России (или даже СНГ), но и иных государств и/или межгосударственных образований. Гарантия даже со стороны территориально удалённых стран может оказаться вполне эффективной. Вспомните хотя бы войну Судного дня (октябрь 1973-го года), прекращённую фактически не прямым силовым вмешательством. Угроза такого вмешательства (причём — небывалый случай — со стороны СССР и США совместно) была следствием давления арабских стран, установивших эмбарго на поставки нефти западному миру.

Конечно, истории известны и разнообразные нарушения нейтралитета. Например, в первой мировой войне Германия прошла через нейтральную Бельгию, попутно разгромив её войска и крепости. Во второй мировой та же Германия захватила почти все нейтральные страны Европы. А отказ от захвата Швейцарии и Швеции объяснялся отнюдь не уважением к их статусу, а сугубо военно-стратегическими соображениями.

Однако такие нарушения всегда очень строго наказывались. В первой мировой нападение Германии на Бельгию послужило поводом для вступления в войну Великобритании со всеми её промышленными и колониальными ресурсами, что в значительной степени предопределило поражение Германии. А судьба Третьего рейха надолго останется предупреждением любому желающему поиграть судьбами народов.

Во всяком случае многосторонние гарантии нейтралитета — ничуть не менее надёжная защита, чем договора о взаимной обороне. А ощущение опасности для стран, гарантиями не охваченных, неизмеримо меньше. В данном случае такое ощущение необходимо принимать в расчёт хотя бы потому, что неприятие российским обществом расширения НАТО основано не столько на конкретных стратегических расчётах, сколько именно на общем ощущении угрозы. Вопросам надёжности гарантий нейтралитета Центральной Европы предполагается посвятить специальное исследование.

Впрочем, тяга недавних «варшавцев» в НАТО вызвана не только желанием безопасности. В большей, пожалуй, степени это — проявление стремления интегрироваться во все структуры западного мира. Здесь нейтралитет также может оказаться для них полезен.

С одной стороны, этот статус сам по себе свидетельствует об интеграции в систему европейской безопасности и стабилизации. Нейтральные Австрия, Финляндия, Швейцария, Швеция — ничуть не менее важные звенья этой системы, нежели включённые в НАТО Греция, Дания, Норвегия, Турция.

С другой стороны, интеграция в НАТО требует серьёзного перевооружения армий, строившихся по стандартам Варшавского Договора (т. е. советским) и полной замены армейских систем связи и управления. Затраты на такую реорганизацию столь велики, что экономика включающихся в НАТО стран ещё многие десятилетия не достигнет параметров, необходимых для вхождения в Европейский Союз. А ведь с точки зрения интересов любого народа экономическая интеграция куда полезнее военной!

Конечно, замена уже запланированного вхождения в НАТО нейтралитетом достаточно тяжела психологически. Здесь и понадобятся полномасштабные усилия всей российской дипломатии, а также пропагандистских структур. Взращённые в советские времена, пропагандисты смогут отработать всё затраченное на них обществом, если хоть раз помогут предотвратить реальную угрозу России.

Всё предложенное потребует непривычной для России — длительной, серьёзной, упорной и хорошо скоординированной — работы. Но самая тяжёлая работа лучше вооружённого соседа.

1997.02.26

Потсдамская Россия

Как Германию делали безопасной

История учит лишь тому, что история ничему не учит. Поскольку любую историческую аналогию можно оспорить. Но с другой стороны из любой исторической ситуации можно извлечь актуальные советы.

Политолог Александр Янов сравнивает нынешнюю Россию с Германией 20-х годов. Выводы из аналогии «Веймарская Россия» печальные. Если западные страны не изменят отношения к России, не перейдут от брезгливой отстранённости к активной массированной демонстративной экономической и политической поддержке — неизбежно, с точки зрения Янова, развитие России по германскому пути. То есть переход власти к объединяющимся ныне в национал-коммунизм разнообразным течениям фашистского толка.

Впрочем, даже если предсказываемая Яновым опасность реальна, ожидать резкого изменения позиции Запада не приходится. Эйфория победы в войне — пусть даже холодной — не позволяет адекватно оценивать ситуацию. Поэтому полезно изучить опыт победы куда более внушительной.

Германия в XX веке терпела поражения дважды. В первый раз, в Версальском мирном договоре, победители отнеслись к ней сравнительно гуманно. Второе поражение было всеобъемлющим, капитуляция безоговорочной. Потсдамский мир писался вообще без участия Германии. Судьба её по этому миру была такова, что мир Версальский казался несбыточным раем.

Версальский мир породил жажду мести, привёл в конечном счёте к власти откровенных убийц. Казалось бы, Потсдам должен был бы создать в центре Европы государство, считающее единственной своей целью истребление всех причастных к столь злой судьбе. На деле результат оказался прямо противоположным. Нынешняя Германия — одно из самых демократичных, миролюбивых и союзоспособных государств не только Европы, но и всего мира.