Читать книгу "После дождичка в четверг - Светлана Алешина"

– И задерживаемся, потому что нас задерживают, – не выдержав, закончила я и отперла входную дверь.

Глава 8

Пока мы ехали на работу, Маринка все вертела головой и даже пыталась, повторяя вслух, запоминать номера и модели некоторых автомобилей, ехавших за нами. Ей все казалось, что она наконец-то про какой-то из них точно поняла, что это группа сопровождения. Но доказательств ни за ни против ее версии не было. Профессиональная слежка в том и состоит, чтобы не быть уверенным в ее наличии до конца. Я пыталась это объяснить Маринке, но потом плюнула и замолчала: хочет развлекаться, пусть развлекается.

– Как ты думаешь, в какой машине едет наша охрана? – не знаю уже в который раз задумчиво проговорила Маринка, когда до редакции нам осталось совсем ничего – пара кварталов. – Вон та желтая «десятка» или серая «Ауди»? Ну скажи наконец, как ты думаешь?

– Понятия не имею, – вяло ответила я, на всякий случай все-таки тоже поглядывая назад через зеркало заднего обзора. – Главное, что нас охраняют – и ладно.

– Ты мне напомнила один старинный детский фильм про «Калифа-аиста», – развеселилась Маринка.

– «Мне снилось, что я доил козу»? – вспомнила я цитату из этого фильма. – Очень к месту, ты права.

– При чем здесь коза? – досадливо сморщилась Маринка. – Ты фильм вспомнила правильно, но я не это имела в виду. Там сторож был с колотушкой. Он ходил ночью по Багдаду и бормотал, как шизик: «Жители города, спите спокойно, вас охраняют…»

– Не помню, – ответила я.

– Ну и ладно.

На этом мы и приехали.

Ни при выходе из машины, ни на подходе к зданию редакции, ни перед дверями в саму редакцию нам не попался ни один моджахед в чалме и с бородой. Даже без бороды никто не встретился. Вообще никто.

И сама редакция была скучна. Я вошла и, вздохнув, посмотрела на пустые столы Сергея Ивановича и Ромки.

– Запустение какое-то, – пробормотала Маринка, ставя свою сумку на стол. – Кофе, что ли, сделать?

Я промолчала и прошла к себе в кабинет. Вчерашние события так качественно выбили меня из колеи и засорили мозги, что не думалось ни о чем. Всякие дурацкие мысли про взрывы и пожары просто не шли из головы. Я включила компьютер, раскрыла свой рабочий ежедневник и начала его листать, чтобы хоть как-то настроиться на работу.

В кабинет заглянула Маринка.

– Виктор пришел, – зевнув, доложила она, – спрашивает, как мы провели вчерашний вечер.

– Незабываемо, – сказала я.

– Я уже сказала, что отлично, и он ушел.

Маринка оставила дверь кабинета открытой, прошла и села напротив меня на стул для посетителей.

– Зачем же ты тогда спрашивала, что ему передать? – переспросила я. – Может быть, ему скучно в фотолаборатории. Позвала бы в гости. Все равно печатать пока нечего. Чует мое сердце – ничего нового из фотографий мы не дадим в следующий номер. Обойдемся архивными запасами.

– А он уже ушел, – повторила Маринка. – Я предложила ему попить кофе, но он отказался.

Маринка помолчала, смотря по сторонам.

– Нам с тобой так и не удалось спокойно поговорить, – наконец начала она, как будто я сразу не поняла, что зашла она именно поговорить.

– Ты как оцениваешь все события? Детектив, правда? – Маринка поерзала на стуле и терпеливо подождала моего ответа.

А я промолчала, всем своим видом показывая, что разговаривать не расположена.

– Я думаю, что мы вляпались в хреновую историю, – сказала Маринка, не обращая внимания на меня, и продолжила разговор как бы сама с собою: – Если сам Бен Ладен или какой-то там Шамиль Басаев включит нас в свои списки, то как бы нам не пришлось делать пластическую операцию. Я вот с утра об этом думаю, и ты знаешь, поняла, что мое лицо мне очень даже нравится.

Я с интересом посмотрела на Маринку.

– Ну, по крайней мере, оно меня устраивает, – мягко уточнила Маринка, – как-то привыкла к нему.

Я немного подумала и затем продолжила размышления вслух:

– Знаешь, сменой лица дело может не обойтись. Пояс нестабильности, отягощенный исламским фактором, тянется от Индии до Албании. И от Марокко до Малайзии.

– И что? – с подозрением спросила Маринка.

– А в США очень сильна община чернокожих мусульман, – продолжила я. – Наверняка их правое крыло имеет какие-то связи с террористами. То есть у исламистов руки длинные. И загребущие.

– Я не поняла, ты это к чему? В космос, что ли, прикажешь улетать? – Маринка начала раздражаться. – А где ракету взять? Да и дышать там нечем. Проблемка с кислородом-то.

– Да нет, не про космос речь, – вздохнула я. – Может так получиться, что самым надежным, хоть и не стопроцентным способом отвести от себя угрозу явится не только смена лица, но и смена пола. Вот так вот, Мариночка.

– Что? – шепотом переспросила Маринка и затуманенным взглядом осмотрела весь мой кабинет. – Это как же… – пробормотала она. – Пол сменить… Это значит, я стану…

– Ну, каким-нибудь Василием Ивановичем, – зевнула я. – Женишься…

– Замуж выйду, – автоматически поправила она меня.

– Женишься! – жестко повторила я. – Женишься на какой-нибудь девушке и… ну, в общем, «тили-тили-тесто» и все такое прочее.

Маринка скривилась и шмыгнула носом.

– А мне нравится быть женщиной, – заупрямилась она.

– Ну, дорогая… – я пожала плечами. – А жить тебе нравится? Выбирай!

– Тоже нравится.

– Все равно выбирай!

– Василий Иванович, – повторила Маринка тихим голосом, пребывая почти в полной прострации, – это как Чапаев, что ли?

Маринка встала, подошла к зеркалу и внимательно осмотрела себя, приложив прядь волос к верхней губе. Она, прищурившись, оценила свою внешность.

– Василий Иванович, говоришь, – проговорила она более светлым тоном, – а ты, стало бы, станешь Петькой?

– Не буду я Петькой, – ответила я.

– А убьют?! – напомнила мне Маринка.

– Ну и пусть! – героически сказала я. – Умру человеком, а не Петькой! А тебе, Василий Иванович, желаю долгой жизни. И ребятишек в доме ораву. Это ведь счастье, правда?

– Да тьфу на тебя! – Маринка тряхнула головой и отошла от зеркала. – Будем погибать вместе, Петька!

В это время в комнате редакции послышались тяжелые медленные шаги.

Маринка вздрогнула, я откинулась назад и прижалась к спинке кресла. Стало немного не по себе. Я нечасто пугаюсь, но когда прямо перед тобой дрожит и трясется героический Василий Иванович, тут у любого станет муторно на душе. Неуютно как-то.

Пауза затянулась. Шаги замерли, послышался хрипловатый кашель, и требовательный женский голос произнес: