Читать книгу "Нежный тиран - Вайолет Уинспир"

Они наслаждались обедом на острове, слушая музыкантов, перемещавшихся от столика к столику, всматриваясь в гондолы, скользящие мимо черными лебедями.

Микаэль и Лаури чокнулись своими бокалами, со смехом представляя себе, как их товарищи в это время блистают своими талантами перед графиней.

— Ненавижу крахмальные рубашки и хорошие манеры, — признался Микаэль, когда официант принес персиковый десерт. — Дайте мне свободу! Дайте мне радость и любовь. Ты согласна, душа моя, что это самые главные вещи в жизни?

Лаури тоже считала любовь важной вещью, но она сомневалась, что ее представления об этом чувстве разделяет ее компаньон.

— Персики с миндалем восхитительны, — ушла она от опасной темы. — В них есть что-то дикое, языческое.

— Я рад, душа моя, что в тебе проснулось язычество, — задумчиво ответил он. — Я постепенно открываю тебя, Лаури, словно снимая лепестки с чертополоха.

— Какое колоритное сравнение, — рассмеялась девушка. — Я так колюча?

— Как маленький ежик, — сдержанно улыбнулся он. — Хочешь, чтобы я говорил тебе только комплименты?

— Не стоит. Лучше займись своими персиками с миндалем.

— Неужели боишься, что тебе это понравится? — Он рассматривал освещенную фонарями собеседницу — витающую в облаках и вызывающе юную. Ее нежные губы слегка покраснели от вина, которое они только что пили, — напитка мечтаний, юности и грусти. — Думаешь, я не вижу, как ты страдаешь и борешься с собственной тоской только ради того, чтобы порадовать тетю… и важного синьора, который видит в тебе вторую Травиллу?

— Пожалуйста, Микаэль. — Лаури вздрогнула, будто прикоснулась к призраку, и очарование вечера словно растаяло в воздухе. — Я не Травилла. Мне не хватает ее таланта — или чего-то еще.

Разве ты не видела ее портрет в башне Максима? — Микаэль подался вперед. — Иногда, при подходящем освещении, у тебя такое же выражение лица, и ресницы отбрасывают на щеки такие же тени. Да ты точно сошла с этой картины! Я подметил это тем вечером, когда мы впервые разговаривали на корабле. Максим не мог не заметить сходства. Представляю, как забилось его холодное сердце, когда он выяснил, что ты тоже танцуешь.

— Замолчи! — Она вскочила на ноги. — Я хочу домой!

— Домой? — Глаза Микаэля сузились. — В Англию?

Лаури уставилась на него, ощутив вдруг дикую, невыносимую тоску по родной Британии, по тете, по тишине и мирному течению жизни, которую они вели в коттедже.

— Нет, глупый. — Она с трудом изобразила на лице улыбку. — Домой в палаццо.

Когда они наконец вернулись в палаццо, уже совсем стемнело. Званый вечер давно закончился, и нигде не горело ни огонька… кроме освещенного узкого окна наверху башни.

Выстроенная много десятилетий назад, при свете звезд эта башня казалась особенно высокой и причудливой. Микаэль заметил, как Лаури опасливо взглянула наверх, и насмешливо улыбнулся.

— Что такое? — фыркнул он. — Боишься, что хозяин поджидает нас, чтобы задать взбучку?

— Конечно нет, — ответила Лаури, хотя именно это не шло у нее из головы.

— Ну признайся же, что боишься его!

— Я не из пугливых. — Она ускорила шаг и первой вошла в палаццо. Девушке противно было признаться даже самой себе, что она с ужасом думает о завтрашнем уроке со своим суровым директором.

Глава 6

Лаури с тяжелым сердцем ожидала предстоящего занятия с Максимом ди Корте, но вышло так, что его отложили на несколько часов. Бруно сообщил за завтраком, что Максим уехал по крайней мере на день по делам, связанным с графиней Риффини. Лаури вздохнула с облегчением. По возвращении Максим мог уже и не вспомнить о том, что она прогуляла званый вечер.

Лаури прошла вместе со всеми в класс Бруно, и после двухчасовой напряженной репетиции он позволил танцорам упасть в кресла и завел разговор о великих мастерах балета и их пути на вершину славы.

Гении всегда ассоциировались с тем или иным образом, говорил Бруно, никогда не будет другой такой Сильфиды, как Мари Тальони, или такого Умирающего лебедя, как Анна Павлова. Есть лишь бледные копии. Никто так не станцует Призрака розы, как Нижинский.

Бруно расхаживал по комнате, заложив руки за спину, и увлеченно рассказывал о богах и богинях балета.

— Мы подходим к Травилле, — объявил он. — «Полет Ласточки»… Ни одного лишнего движения, дети мои. Она становилась частью музыки и танцевала как луч света. Зрители понимали, что каждый шаг этой балерины — естественное продолжение биения ее сердца. В отличие от других великих прим Травилла танцевала не для целого мира — как нам это преподносят, — но лишь для одного человека, своего мужа. Но, порхая по сцене для него одного, она умудрялась затронуть за живое всех мужчин, проникать в душу каждой женщины.

— Вы знали ее? — полюбопытствовала одна из балерин.

— В последние годы жизни балерины, спустя много лет после того, как она оставила балет, — ответил Бруно. — Но я часто видел ее на сцене, когда был молодым. Мой отец работал дипломатом, и наша семья разъезжала по всему миру. Нередко нам доводилось пересекаться и с Травиллой.

В этот момент принесли дымящийся кофе и бутерброды с постной ветчиной. Заморив червячка, танцоры снова вспомнили о Травилле, и беседа возобновилась.

— Говорят, она была красива, — прозвучал мужской голос. — На картинах она выглядит скорее простоватой.

Картины не могут передать ее неуловимую привлекательность. — Бруно вытер губы большим платком, которым обычно промокал лоб и шею во время репетиций. — На сцене Травилла обладала странной, чарующей красотой. В меняющемся, сверкающем свете она превращалась в райскую птицу… На несколько часов она превращала реальность в волшебство, захватывавшее всю аудиторию.

Лаури с восхищением слушала лектора, так как Бруно, свободно изъясняющийся на всех европейских языках, сейчас повторял свои слова на английском. А потом он озвучил вопрос, заставивший ее подскочить на стуле.

— Может ли появиться вторая Травилла? — Он задумался, и, возможно, совершенно случайно его взгляд секунду задержался на Лаури.

— Я оптимист и верю в чудеса, иначе не занимался бы этим сумасшедшим и прекрасным делом, называющимся балетом, — многозначительно улыбнулся Бруно, в сотый раз взъерошив волосы. — А теперь, дети мои, дебаты закончены, пора за работу.

Лаури стала одной из четверки, танцевавшей в «Волшебном нефрите», так назывался новый балет Бруно о волшебной статуэтке, ожившей ночью перед аукционом. Красивый юноша хотел украсть ее и спрятался в этом помещении в надежде дождаться ночи.

Эта сцена всегда нравилась Лаури, и остаток утра принес ей огромное удовольствие. Ленч накрыли в обеденном салоне, а потом она отправилась в класс пантомимы, где прилежно трудилась до пяти часов. Девушка понимала, что в балете каждый жест осмыслен, и поэтому руки, глаза и тело танцора должны двигаться бесшумно и красноречиво.