Читать книгу "Легкое поведение - Линда Джейвин"

— Знаешь, Куан, — первым заговорил Моррисон, — очень плохо, что Ю-ти не вышла замуж за тебя.

— Так нельзя говорить. Вы знаете, что такое yuan fen. Мы говорим, что у двоих людей yuan fen либо есть, либо нет. Если yuan fen нет, они никогда не будут вместе. Это воля небес. Для Ю-ти yuan fen — быть с поваром.

Что-то в лице Куана подсказало Моррисону, что лучше не развивать эту тему. К тому же, как бы между прочим заговорив о Мэй, он, сам того не желая, погрузился в хаос собственных растрепанных чувств.

Вечером третьего дня в Пекин вернулся Дюма и сразу нанес визит другу. Моррисон тепло приветствовал его и пригласил остаться на обед.

За чашкой цейлонского чая с бисквитами мужчины обменивались новостями и сплетнями. Моррисону не терпелось поделиться с коллегой своими мыслями о последних преступлениях Грейнджера против журналистики:

— Он, не моргнув глазом, убеждает всех в том, что русские стоят насмерть в Порт-Артуре, а уже в следующую минуту заявляет, что они вот-вот сдадутся.

— Восхищаюсь этим парнем, — сказал Дюма. — Согласись, непросто противоречить самому себе в столь непринужденной манере.

— Разумеется, я не дал хода его репортажу. После этого он имел наглость обратиться ко мне с просьбой ссудить ему пятьсот фунтов. Уверен, эти деньги пошли бы на сифилитическую американскую шлюху из борделя Мод, с которой, как я понимаю, он теперь сожительствует. Определенно, секс или сифилис повредили его мозг. Конечно, я отказал.

— Правильно сделал, — одобрил Дюма, размешивая в чашке кусковой сахар. — Я тебе говорил, что моя жена села на пароход? Скоро она вернется в Китай.

— Нервничаешь?

Дюма отщипнул кусок бисквита:

— Не сомневаюсь, что она воспользуется моим раскаянием самым неблагоприятным образом.

— Например?

— Например, начнет пилить меня из-за моего веса. Но я буду сопротивляться, по крайней мере на этот счет. В сущности, какое значение имеет мой вес? Она же не бросит меня из-за пивного брюха, во всяком случае пока не узнает, что оно трется о другую женщину. — Он с вызовом впился в бисквит. — А… вот о чем я хотел тебя спросить. Я слышал, «Таймс» отправила освещать войну знаменитого военного корреспондента Лайонела Джеймса. Как он поживает?

— Думаю, хорошо, хотя японцы пока не согласились на его план.

— Что за план?

— Отправить в море корабль с беспроводной связью, который транслировал бы новости прямо с театра боевых действий. Такого еще никогда не было. Представь себе — Джеймс как очевидец морского сражения тут же отсылает репортаж, и на следующий день его печатают на другом конце земного шара.

Дюма покачал головой:

— Просто чудеса. Но ему не обойтись без сотрудничества с японцами. А они гарантируют ему безопасное плавание, как ты думаешь?

— Трудно сказать. Я не слишком оптимистичен. Думаю, японское правительство и руководство флота будут не в восторге от того, что его репортажи пойдут без их цензуры.

— Значит, ему будут чинить препятствия, — заметил Дюма.

— Совсем не обязательно.

— Ты когда-нибудь встречался с ним?

— Да. В Лондоне.

— Ну и как он тебе?

— Серьезный, своевольный, упрямый, — ответил Моррисон.

— Не могу понять, это комплимент или упрек?

— Мне действительно нравится Джеймс. Но приведу тебе один пример. Когда мы встретились в Лондоне, я попросил его сводить меня в театр. Я надеялся увидеть какой-нибудь веселый спектакль, желательно с музыкой и танцами. Он привел меня на серьезную пьесу об умирающих королях. Потом он сказал, что из уважения к моей персоне выбрал именно такую постановку.

— Похоже, мне повезло, что я еще не достиг такой степени респектабельности, и можно не бояться столь экстравагантных выходок, — заметил Дюма.

— Вот именно. В этом весь Джеймс — он серьезен не только в цели, но и во вкусах. Я уверен, он будет стучаться в каждую дверь — и вышибет каждую дверь, если будет нужно, — но своего добьется. — До Моррисона вдруг дошло, что ему самому стоит поучиться этому. — Ну а у тебя какие планы? Ты возвращаешься в Тяньцзинь?

— Нет, задержусь здесь. Не возражаешь?

— Ни в коем случае, — ответил Моррисон. — Просто я здесь уже четыре дня. И начинаю беспокоиться о надежности почты. Думал, может быть, ты доставишь мисс Перкинс мое письмо.

— Я слышал, что Джеймсон уезжает в Тяньцзинь сегодня вечером. Ты можешь отправить с ним.

— Джеймсон? Этот проспиртованный гомункулус? Ты разве не помнишь, что он сорвал мне ланч с мисс Перкинс, когда она была в Пекине?

— Помню, но сегодня он действительно уезжает. И я слышал, у него какие-то дела с мистером Рэгсдейлом, так что он в любом случае заглянет к ним.

Моррисон скорчил гримасу:

— О, почему бы нет? В конце концов, он мой должник.

Глава, в которой мисс Перкинс утешает нашего героя письмом, а Джеймсон выступает с неприлично хвастливым заявлением

«Эрнест, милый…

Простишь ли ты меня за то, что не спустилась к тебе в тот день? Я была в жутком состоянии. Боялась напугать тебя своим внешним видом. Как же мне хотелось пообедать с тобой или просто встретиться, пока ты был в городе. Из рассказа миссис Р. я поняла, что в тот вечер ты был душой компании! Мистер Джеймсон любезно передал мне твое последнее письмо, которое я бережно храню вместе со всеми остальными письмами, которые ты послал по почте… К сожалению, я не сильна в эпистолярном жанре и боюсь, ты осудишь меня за каллиграфию. Чистописание никогда мне не давалось. Однажды письмо, которое я отправила папе в Вашингтон (ты помнишь, что он сенатор), дошло до него только через несколько месяцев, потому что никто не мог разобрать почерк на конверте! Представляешь, что на это сказал мой папа.

Как бы то ни было, сейчас мне намного лучше, и я бы очень хотела увидеть тебя…»

Милая, дорогая девочка… Моррисон дважды перечитал письмо, вдыхая аромат духов, который еще хранила бумага, прижал его к сердцу.

— Ты в порядке, старина? — раздался за дверью библиотеки голос К. Д. Джеймсона.

Моррисон напрягся:

— Да, да, просто… дописываю телеграмму. — Как удалось этому старому кривоногому алкоголику пробраться сюда без доклада? Моррисон поспешно сунул письмо Мэйзи в стопку бумаг на своем столе и поднялся поприветствовать гостя. — Кстати, спасибо, что доставил мое письмо мисс Перкинс.

Джеймсон, расплывшись в масленой улыбке, тяжело плюхнулся в любимое кресло Моррисона.

— Для меня это было удовольствие, — небрежно бросил он. — Самолично вручил его молодой леди вчера утром.

Превозмогая отвращение к этому человеку и в надежде вытянуть из него побольше новостей о Мэй, Моррисон пригласил Джеймсона остаться на обед: