Читать книгу "Убийственно тихая жизнь - Луиз Пенни"

Питер тихонько подошел к дверям спальни и заглянул внутрь. Господь его простит, но какая-то его часть испытывала ревность. Ревность к тому, что бо́льшая часть Клары принадлежала Джейн. Он спросил себя: а его смерть переживала бы Клара с такой скорбью? И тут он понял, что, если бы его убили в лесу, у Клары был бы человек, который мог бы ее утешить, – Джейн. Джейн знала бы, как это сделать. И в этот миг для Питера открылась дверь. Впервые в жизни он задался вопросом, что стал бы делать кто-то другой. Что бы делала Джейн, будь она здесь, а он умер бы. И он нашел ответ. Он молча лег рядом с Кларой и обнял ее. И в первый раз после того, как стало известно о смерти Джейн, ее сердце и мысли успокоились. На одно благословенное мгновение они оказались в том месте, которое называлось любовью, а не смертью.

Глава четвертая

– Тост будешь? – решился спросить на следующее утро Питер, обращаясь к скорбной спине Клары.

– Как я богу ходедь дост? – прорыдала она в нос, и тонкая ниточка слюны протянулась из ее рта до самого пола, где у ее ног образовалась целая блестящая лужица.

Они стояли босиком в кухне, начиная готовить завтрак. Обычно к этому времени они уже принимали душ, и если не одевались полностью, то хотя бы накидывали халат на пижаму и надевали шлепанцы. Но сегодняшнее утро не было обычным. Питер только сейчас понял, насколько необычным оно было.

Он пролежал всю ночь, обнимая Клару и лелея надежду, что худшее позади. Что наутро скорбь, конечно, не уйдет совсем, но отпустит его жену хотя бы частично. Однако женщина, которую он знал и любил, была целиком поглощена горем. Как Иона[30]. Ее белый кит скорби и потери в океане телесной жидкости.

– Клара, нам нужно поговорить. Мы можем поговорить?

Питер жаждал вернуться в теплую кровать с чашечкой кофе, тостом и джемом и последним каталогом от «Ли Вэлли»[31]. Но вместо этого он стоял босиком посреди холодной кухни, размахивая за спиной Клары длинным французским батоном, словно волшебной палочкой. Ему не понравился образ волшебной палочки. Лучше уж меч. Только подобает ли ему такое поведение? Размахивать мечом за спиной собственной жены. Он замахнулся два раза – и батон-меч хрустнул, сломался. «Вот и хорошо, – подумал Питер. – От этих образов сплошная путаница в голове».

– Нам нужно поговорить о Джейн.

Он вспомнил, где находится, положил трагически сломанный меч на стол и опустил руку на плечо жены. Несколько мгновений он ощущал под пальцами мягкую фланель, но потом плечо дернулось и выскользнуло из-под его руки.

– Помнишь, когда вы с Джейн разговаривали, а я отпускал всякие грубые замечания и уходил?

Клара смотрела перед собой, всхлипывая время от времени, когда свежая капля падала с ее носа.

– Я уходил в мою студию рисовать, но дверь оставлял открытой. Ты этого не знала?

Впервые за сутки он увидел в ней искорку интереса. Она повернулась к нему и отерла нос тыльной стороной ладони. Питер подавил в себе желание подать ей салфетку.

– Каждую неделю, когда вы с Джейн разговаривали, я слушал и рисовал. Долгие годы. Написал лучшие свои работы, слушая вас двоих. Это было похоже на то, как я мальчишкой лежал в постели, слушая, как разговаривают мама с папой. Это утешало. Но в этом было и нечто большее. Вы с Джейн говорили обо всем на свете. О садоводстве, о книгах, о кулинарии. А ты говорила о своих верованиях. Помнишь?

Клара посмотрела на свои руки.

– Вы обе верили в Бога. Клара, ты должна разобраться, во что веришь.

– Что ты имеешь в виду? Я знаю, во что верю.

– И во что? Ответь мне?

– Иди ты в задницу. Оставь меня в покое! – вдруг напустилась она на него. – Где твои слезы, а? Ты мертвее, чем она. Ни слезинки не уронил. А что теперь? Ты хочешь, чтобы я прекратила? Да еще и дня не прошло, а тебя это уже утомило? Ты перестал быть центром вселенной? Ты хочешь, чтобы все стало как прежде? – Клара щелкнула пальцами перед его лицом. – Ты мне отвратителен!

Питер отпрянул от нее, уязвленный. Ему хотелось наговорить ей всяких слов, которые причинят ей такую же боль, какую она причинила ему.

– Уходи! – завизжала Клара, икая и всхлипывая.

Да он и хотел уйти. Хотел уйти еще вчера вечером, когда все это началось. Но остался. И теперь, больше чем когда-либо, он хотел сбежать, хотя бы ненадолго. Пройтись по Общественной улице, выпить кофе с Беном. Принять душ. Все это казалось таким разумным, таким оправданным. Вместо этого он снова наклонился к ней, взял ее перемазанные соплями руки в свои и поцеловал. Клара попыталась вырваться, но он держал ее крепко.

– Клара, я тебя люблю. И я знаю тебя. Ты должна решить, во что ты веришь, во что ты по-настоящему, истинно веришь. Все эти годы ты говорила про Бога. Ты писала про свою веру. Ты рисовала танцующих ангелов и вожделеющих богинь. Скажи мне, Клара, Бог – Он сейчас здесь, в этой комнате?

Тихий голос Питера успокоил Клару. Она стала слушать.

– Он здесь? – Питер медленно поднес палец к груди Клары, не касаясь ее. – Джейн сейчас с Ним?

Питер знал, что нужно продолжать говорить. И на этот раз нечто более конкретное.

– Все эти вопросы, которые вы с Джейн обсуждали, над которыми смеялись и спорили, – она теперь знает ответы на них. Она встретилась с Господом.

У Клары открылся рот, и она уставилась перед собой. Вот он. Вот он где. Ее материк. Вот куда должна она нести свою скорбь. Джейн умерла. И она сейчас с Господом. Питер прав. Она либо верит в Бога, либо не верит. И то и другое не зазорно. Но она больше не может верить в Бога и при этом вести себя так, будто Его нет. Она и в самом деле верит в Бога. И верит, что Джейн сейчас с ним. Внезапно ее боль и скорбь стали по-человечески естественными. Клара почувствовала, что их можно пережить. И она знает, куда поместить свою боль – туда, где теперь Джейн с Господом.

Это было таким облегчением. Она взглянула на Питера, склонившегося к ней. Его лицо было так близко. Темные круги под глазами. Волнистые волосы с проседью всклокочены. Клара провела рукой по собственным волосам и обнаружила потерявшуюся в их хаосе заколку в виде уточки. Она вытащила ее вместе с клоком волос, положила другую руку на затылок Питера, молча притянула его голову к себе, разгладила его непослушные волосы и скрепила их заколкой. А потом прошептала ему в ухо:

– Спасибо. И прости меня.

И тут Питер начал плакать. К собственному ужасу, он почувствовал, как жжет глаза, как они наполняются слезами, как горит у него горло. Он больше не мог сдерживаться – чувства овладели им. Он плакал, как заплакал как-то раз в детстве, когда лежал в тепле своей кровати, слушал разговор родителей и вдруг понял, что они говорят о разводе. Он обнял Клару, прижал ее к груди и молча взмолился о том, чтобы никогда ее не потерять.