Читать книгу "Дом, в котором… Том 1. Курильщик - Мариам Петросян"

Стая была стаей, пока напоминала о себе окружающим. Разбитыми стеклами, надписями на стенах, мышами в учительских столах, курением в туалетах. Дурная слава делала их счастливыми и обособляла от главных врагов – колясников. Но самым любимым развлечением стаи были новички. Мамины детки, пахнущие наружностью, плаксы и нытики, недостойные кличек. С новичками можно было развлекаться множеством способов. Можно было пугать их пауками и гусеницами. Можно было давить их подушками и засовывать в шкафы. Выскакивать на них из-за углов и кричать в уши. Подсыпать им в обед перец и соду. Приклеивать их одежду к стульям и отрезать от нее пуговицы. Можно было их просто лупить.

Ничуть не хуже можно было развлечься с незрячими, заступающимися за новичков. Натянутые на дороге веревки, переставленные тумбочки и кровати, надписи на одежде. Двери, заблокированные стульями; кнопки, рассыпанные под ногами, и надежно спрятанные кеды; пропадающие вещи, и другие, появляющиеся взамен пропавших. Много чего можно придумать, если умеешь думать о таких вещах. Стая умела.

– Вот они! Бей! Ату их! – визжали мальчишки, проносясь по коридору пестрой лавиной. Глаза их сверкали охотничьим азартом, потные ладони сжимались в кулаки.

– Ура! – завопили они, загоняя свои жертвы в угол.

Жертвы – Кузнечик и Слепой – приготовились к бою. С равным успехом они могли к нему не готовиться. Визжащая лавина молотящих рук и пинающих ног нахлынула на них, смела, протащила по полу и, потрепав, откатилась. Охотники убегали, размахивая трофейными клочьями одежды и оглашая воздух пронзительным свистом. Хромой Сиамец не поспевал за остальными. Когда топот стих в глубине коридора, Слепой встал и отряхнулся.

– Мда, – сказал он. – Численное преимущество по-прежнему на их стороне.

Уткнувшийся лицом в колени Кузнечик промолчал. Слепой присел рядом с ним.

– Перестань, – попросил он. – Сегодня их было уже меньше, ты не заметил? Удалось кому-нибудь врезать?

– Удалось, – мрачно ответил Кузнечик, не поднимая головы. – Но толку от этого все равно никакого.

– Это тебе так кажется, – Слепой пощупал опухшую щеку и поморщился. – Толк есть, – сказал он уверенно. – Сегодня с ними не было Макса, а это кое о чем говорит.

Кузнечик с любопытством взглянул на него:

– Откуда ты знаешь, которого из них не было? Они же одинаковые.

– Они одинаковые – голоса разные, – объяснил Слепой. – Макс, наверное, струсил из-за своей ноги. Теперь их на одного человека меньше, разве этого мало?

Кузнечик вздохнул:

– Все равно их слишком много на нас двоих. Мы их никогда не одолеем.

Слепой пренебрежительно фыркнул:

– Никогда – это слишком долгое слово. Ты их любишь, такие дурацкие слова. Лучше думай о том, что мы сильнее. Просто их больше. Когда-нибудь мы вырастем, и они пожалеют, что нас доставали.

– Если мы доживем до этого времени, – мрачно добавил Кузнечик. – А если и дальше все будет, как сейчас, мы до него не доживем.

– Ты пессимист, – грустно сказал Слепой.

Они сидели спина к спине и молчали. Зажглась лампочка под потолком. Одна, потом вторая. Ухо Кузнечика горело.

– Потрогай, пожалуйста, мое ухо, – попросил он. – Оно жжется.

Слепой нащупал его плечи, шею и прижал ладонь к уху. Ладонь была холодная, уху стало приятно.

– Придумай что-нибудь, Слепой, – сказал Кузнечик. – Пока мы еще живы.

– Я постараюсь.

Слепой держал его ухо и думал. О своем обещании Лосю. «Обещай мне за ним присматривать».

Все лампочки, сколько их было, зажглись разом. Коридор осветился.

В спальне под руководством Спортсмена мальчишки устанавливали на приоткрытую дверь таз с водой.

– Свалится, – предупредил Пышка. – Вам же на головы и свалится. Или еще кто-нибудь зайдет до них. Так всегда бывает.

Пышка сидел на кровати и нянчил ушибленный в драке палец. Палец был зашиблен об кого-то из своих, поэтому настроение у Пышки было вдвойне плохим.

– Не свалится, – отвечал Спортсмен. – Все сделано на совесть.

Зануда соскочил со стула, опасливо покосившись на таз.

– Классная идея, люди! Они входят – Слепому – бамс! – по макушке! Пока он в отключке, мы мамину детку хвать – и в унитаз башкой! – Зануда захихикал.

Плакса, оторвавшись от чистки ножей, визгливо поддержал его с подоконника.

Они легли, каждый на свою кровать, и приготовились к долгому ожиданию. Таз угрожающе блестел синим боком, нависая над пустым пространством. Всем было весело.

Всем, кроме Горбача. Он был против таза, как до того был против дохлой крысы в постели новичка и собачьей какашки в ботинке Слепого. Горбач был гуманистом. Но его никто не слушал.

– Пойдем, – сказал Слепой, поднимаясь с пола. – А то заснешь прямо здесь. Я кое-что придумал, но не знаю, получится ли.

Кузнечик нехотя встал, прижимая плечом больное ухо. Придумки Слепого – он это точно знал – мало для кого годились.

– Если ты придумал, что-то вроде того, что мы сейчас пойдем и всех их измордуем, то я лучше здесь посплю.

Слепой не ответил. Он шел в сторону их спальни. Ворча и негодуя, Кузнечик поплелся за ним.

– Сигарету бы мне сейчас.

– Рано тебе еще курить, – не поворачивая головы, отозвался Слепой.

– А как долго колотят новичков? – Кузнечик догнал его и зашагал рядом. – Десять раз или сто? Месяц или два?

– Один или два раза.

Кузнечик споткнулся от возмущения.

– Один или два? Тогда почему меня достают уже целую вечность? Я что – особенный?

Слепой остановился:

– Конечно. Ты ведь не один. С тобой я, а это уже война. Мы против них, они против нас. Разве ты еще не понял?

– То есть если бы не было тебя…

– Ты бы давно стал для них своим.

Слепой не шутил, потому что он не шутил никогда. Кузнечик поискал на его лице следы улыбки, но Слепой был серьезен.

– Так это все из-за тебя? – упавшим голосом спросил Кузнечик.

– Ага. А ты еще не понял? – Слепой отвернулся и пошел дальше.

Кузнечик медленно брел за ним, чувствуя себя самым несчастным человеком в Доме. Виноват в этом был Лось. Добрейший и мудрейший Лось, который подарил ему друга и защитника, а заодно кучу врагов и нескончаемую войну. Никогда не стать ему своим среди младших, пока рядом Слепой, а Слепой всегда будет рядом, потому что так захотел Лось. И их всегда будут бить и ненавидеть. Хотелось плакать и ругаться, но он молчал, стараясь не отставать от Слепого. Потому что если сказать, что виноват Лось, Слепой озвереет, и все станет еще хуже.

Слепой остановился перед дверью десятой спальни. Спальни старших. Дверь была выкрашена в черный, с белыми и красными надписями, с каплями краски и брызгами, сделанными специально для красоты.