Читать книгу "Эта сладкая голая сволочь - Тамара Кандала"

Порнография на службе у рекламных гигантов всегда была главным инструментом в одурманивании быдлa. Обычным образом снимается рекламный ролик, на него накладывается другой фильм, снятый при минимальном освещении. Получившийся образ оказывается слишком неясным для осознания. Однако подсознание видит и впитывает его. Cодержаниe скрытого фильма состоит из отборных порнографических сцен самого шокирующего характера, перемежающихся с командами-установками...

Подобныe исследования осуществляются силами рекламной корпорации, и все их открытия становятся коммерческой и, добавим, криминальной тайной фирмы, позволяющей извлекать доходы в миллионы долларов. <...> Eсть более изощренные методики, суть которых в комплексном и поэтапном создании командного канала к подсознанию людей. Этот канал в дальнейшем используется для глубокого постоянного зомбирования...

<...> В одном из предыдущих номеров мы рассказали о том, как КГБ в начале 90-х годов проводил в прессе пропагандистскую кампанию, цель которой заключалась в дискредитации исследований последствий выхлопа биологического оружия, произошедшего в Свердловске в 1979 году. КГБ организовал в центральной прессе публикацию статей ряда «независимых» экспертов, которые, рядясь в борцов с засильем спецслужб, доказывали тем не менее, что ничего особенно страшного в Свердловске не произошло. Таким же образом, думается, поступили бы заинтересованные структуры (не только спецслужбы, но и мафия, олигархи, рекламные гиганты) и в том случае, если бы общество было обеспокоено конкретными фактами сублимационного воздействия...

Любой секрет просачиваeтся, всплываeт на поверхность. Рано или поздно мы все-таки узнаем о том, кто и как у нас использует сублимацию – в том числе в избирательных кампаниях...

Артем Деникин

Мое подсознание – моя крепость. Давно уже не крепость. Незыблема только крепость водки, крепость текилы. Крепость виски.

Интересно, если постоянно пребывать в состоянии алкогольного опьянения, кто-нибудь сможет влезть в подсознание? Я хочу забыть все, чему меня учили. Или не учили. Но для этого я слишком мало пью.

А вот если заполнить подсознание сексом собственного производства, чтобы там не сталось места для «чужого»...

Жаль, слишком мудрено для моей Женщины с дурными намерениями.

Глава 11

«Я был бы полным идиотом, если бы ждал от мира...»

Я был бы полным идиотом, если бы ждал от мира, что он оправдает меня на том основании, что я могу внятно объяснить свои поступки. Тем более что объяснить их я не могу. Даже самому себе. Я знаю только то, что я ничего не знаю... Или как-то так. Особенно ценно, что Сократ сказал это перед смертью, то есть тогда, когда оправдываться не имело смысла. В моем же случае я надеюсь прожить еще какое-то время. Тем не менее оправдываться не собираюсь. И не потому, что уверен в своей правоте, а потому, что понял – однозначных ответов не бывает. Я каждое утро затрудняюсь ответить себе на вопрос «чай или кофе?». Не говоря о бокале холодного шампанского на брудершафт прямо в постели. Что уж говорить о выборе более серьезном – жизненного пути, бога, удобной тебе истины, страны проживания, рожна, наконец. Не от недостатка воли или ума, не от беспринципности или конформизма (хотя, может, все перечисленное и имеется), а от абсолютной невозможности моего разума оценить однозначно, что хорошо, а что плохо, что добро, а что зло.

Для меня сам акт принятия решения неправомерен. Так как все решения сопровождают тени других, НЕ принятых решений – нерешений. Выбрал одну возможность, потерял остальные. Как выбрать, кого из нескольких дорогих тебе людей спасать?

С напитками проще. Начать можно с шампанского, продолжить чаем, а запить все это кофе. С решениями, перекрывающими дорогу другим решениям, гораздо сложнее. Сознание того, что другие решения-нерешения способны были круто развернуть, насытить жизнь иным содержанием, дать невообразимые шансы, для меня невыносимо.

Музиль говорит о людях с «чувством возможности», в отличие от людей с «чувством реальности». Он говорит, что возможное включает в себя не только мечтания слабонервных людей, но и не проснувшиеся намерения Бога.

Так и вижу ветреную набережную Темзы, Москвы-реки или променад Марселя Пруста в Нормандии, продуваемые всеми ветрами, и фигурки людей, спешащих по своим делам, с их великими/ничтожными судьбами и такими же мыслями. И никто не остановится, чтобы вглядеться во встречное лицо, не говорю – в судьбу, которая незаметно проскакивает мимо.

Какое же надо сделать усилие случаю, чтобы привлечь внимание, заставить пусть не остановиться, но просто задержать взгляд!

Если бы было возможно прокрутить постфактум, как кинопленку, нереализованные возможности, другие линии жизни, все не случившееся только потому, что ты в порыве или осознанно выбрал ТО, а не ЭТО! Божественное (или сатанинское) развлечение. (Я всю жизнь слышу мерзкий, явно сатанинский смех неслучившейся судьбы.)

Хотел бы я прокручивать в голове чудом проявленную пленку за минуту до принятия решения, чтобы осознанно выбрать именно эту улицу, а не соседнюю, ответить на встречный взгляд, а не опустить глаза, завернуть за ближайший угол, а не за следующий, чтобы столкнуться с поджидающей меня судьбой.

Неумолимая жестокость случайности. Или ее бесконечное милосердие.

Может, и «литературную» деятельность я выбрал только потому, что она дает иллюзию проживания других жизней.

Я не стремлюсь к славе. К деньгам – да. Человек, испорченный деньгами, гораздо безобиднее человека, испорченного их отсутствием.

Послания человечеству у меня никакого нет. А если бы даже и было, никто бы не послушал. Населению нужны футбольные идолы и эстрадные звезды, а не пророки. А вот развлечь читателя – моя прямая обязанность. «У литературы, как и у театра, нет никакой другой миссии, кроме развлечения публики. Развлекать и доставлять удовольствие...» – так говорил сам великий Шиллер. Поэтому, да здравствует сюжет, а не всякие там бла...бла...бла... по разным поводам. И как бы ни хотелось пишущему блеснуть спиралью парадокса, читатель с бо2льшим удовольствием заглатывает сентенциозный овал.

Я и какая-нибудь дурочка-сочинительница кулинарных опусов похожи как два пирожка из печки-моменталки. Мы пишем на краешке обеденного стола, в кафе или дома, а не едим на краю письменного, у себя в кабинете. А уж накалякать несколько томов о полудебильной девчонке с дурными намерениями вообще ничего не стоит.

На самом-то деле в глубине души я и вправду считаю, что демократия в сфере чтения – дурной вкус. Самое большое рабство – это равенство, сказал философ. В массовой литературе, как и в массовом искусстве, одна посредственность привлекает другую. А поскольку толпа состоит на 100% из посредственностей (личности в толпу не ходят, в лучшем случае ею манипулируют), автор может рассчитывать на прижизненный успех, в том числе и материальный.

Искусство должно быть понятно только тем, кому оно адресовано.