Читать книгу "72 метра. Книга прозы - Александр Покровский"

СМР дышит так, что не поймешь, дышит ли он вообще. Если б в сутках было двадцать пять часов, СМР проспал бы двадцать шесть. Он всегда умудряется проспать на один час больше того, что физически возможно.

СМР — вдохновенный изобретатель поз для сна. Он может охватить голову левой рукой и, воткнув подбородок в сгиб локтя, зафиксировать ее вертикально. Не вынимая ручки из правой руки, он втыкает ее в конспект и так спит на лекциях. В мои обязанности в таких случаях входит подталкивание его при подходе преподавателя. Тогда первой просыпается ручка: сначала она чертит неровную кривую, а потом появляются буквы.

СМР с детства плешив. Когда его спрашивают, как это с ним случилось, он с удовольствием перечисляет: пять лет по лагерям (по пионерским — родители отправляли его на три смены, не вынимая), три года колонии для малолетних преступников (он закончил Нахимовское училище) и пять лет южной ссылки (как неисправимый троечник, он был направлен в Каспийское училище вместо Ленинградского).

Правда, если его спросить: «Слушай, а отчего ты так много спишь?» — он, не балуя разнообразием, затянет: «Пять лет по лагерям…»

Шесть часов утра. Мы живем в казарме. У нас отдельная каюта. Замок мы сменили, а дырку от ключа закрыли наклеенными со стороны каюты газетами. Так что найти нас или достать невозможно. Не жизнь, а конфета. Вообще-то, уже две недели как мы на практике, на атомных ракетоносцах. По-моему, ракетоносцы об этом даже не подозревают. Встаем мы в восемь, идем на завтрак, потом сон до обеда, обед, сон до ужина, ужин и кино. И так две недели. Колоссально. Правда, лично я уже смотрю на койку как на утомительный снаряд — все тело болит.

Раздается ужасный грохот: кто-то барабанит в нашу дверь. СМР вытаскивается из одеяла:

— Ну, чего надо?

«Народ» наш проснулся, но вставать лень. Стучит наверняка дежурный. Вот придурок (дежурными стоят мичмана).

— Жопой постучи, — советует СМР.

Мы с Лбом устраиваемся, как римляне на пиру, сейчас будет весело. Грохот после «жопы» усиливается. Какой-то бешеный мичман.

— А теперь, — СМР вытаскивает палец из-под одеяла и, налюбовавшись им, милостиво тыкает в дверь, — го-ло-вой!

Дверь ходит ходуном.

— А теперь опять жопой! — СМР уже накрылся одеялом с головой, сделал в нем дырку и верещит оттуда. В дверь молотят ногами.

— Вот дурак! — говорит нам СМР и без всякой подготовки тонко, противно вопит: — А теперь опять головой!

За дверью слышится такой вой, будто кусают бешеную собаку.

— Жаль человека, — роняет СМР со значением, — пойду открою.

Он закутывается в одеяло и торжественный, как патриций, отправляется открывать.

— Заслужил, бя-аш-ка, — говорит он двери и, открыв, еле успевает отпрыгнуть в сторону.

В дверь влетает капитан первого ранга, маленький, как пони, примерно метр от пола. Он с воем, боком, как ворона по полю, скачет до батареи, хватает с нее портсигар с сигаретами и, хрякнув, бьет им об пол.

— Вста-атъ!

Мы встаем. Это командир соседей по кличке «Мафия», или «Саша — тихий ужас», вообще-то интеллигентный мужчина.

— Суки про-то-коль-ные! — визжит он поросенком на одной ноте. — Я вас научу Родину любить!

Мы в трусах, босиком, уже построены в одну шеренгу. Интересно, пороть будет или как?

— Одеться!

Через минуту мы одеты. Мафия покачивается на носках. Кличку он получил за привычку, втянув воздух, говорить: «У-у-у, мафия!»

— Раздеться!

Мы тренируемся уже полчаса: минута — на одевание, минута — на раздевание. Мафия терпеть не может длинных. Всех, кто выше метр двадцать, он считает личным оскорблением и пламенно ненавидит. К сожалению, даже мелкий СМР смотрит на него сверху вниз.

— А тебя-а, — Мафия подползает к двухметровому Лбу, — тебя-а, — захлебывается он, подворачивая головой, — я сгною! Сначала остригу. Налысо. А потом сгною! Ты хочешь, чтоб я тебя сгноил?

В общем-то, Лоб у нас трусоват. У него мощная шевелюра и ужас в глазах. От страха он говорить не может и потому мотает головой. Он не хочет, чтоб его сгноили.

Мафия оглядывает СМРа: так, здесь стричь нечего, и меня, но я недавно стригся.

— Я перепишу вас к себе на экипаж. Я люблю таких… Вот таких… У-ро-ды!

В этот момент, как-то подозрительно сразу, Мафия успокаивается. Он видит на стене гитару. СМР делает нетерпеливое шейное движение. Это его личная гитара. Если ею брякнут об пол…

— Чья гитара?

— Моя.

— Разрешите поиграть? — неожиданно буднично спрашивает Мафия.

СМР от неожиданности давится и говорит:

— Разрешаю.

Через минуту из соседней комнаты доносится плач гитары и «Темная ночь…».

После обеда мы решили не приходить. Лоб и я. В каюту пошел только СМР.

— Не могу, — объяснил он, — спать хочу больше, чем жить. Закроюсь.

Ровно в 18.00 он открыл нам дверь, белый, как грудное молоко.

— Меня откупоривали.

Как только СМР после обеда лег, он сразу перестал дышать. Через двадцать минут в дверь уже барабанили.

— Открой, я же знаю, что ты здесь, хуже будет.

За дверью слышалась возня. Два капитана первого ранга, командиры лодок, сидели на корточках и пытались подсмотреть в нашу замочную скважину. Через три листа газеты нас не очень-то и увидишь.

— Ни хрена не видно, зелень пузатая, дырку заделали. Дежурный, тащи сюда все ключи, какие найдешь.

Скоро за дверью послышалось звяканье и голос Мафии:

— Так, так, так, вот, вот, вот, уже, уже, уже. Во-от сейчас достанем. Эй, может, сам выйдешь? Я ему матку оборву, глаз на жопу натяну.

СМР чувствовал себя мышью в консервной банке: сейчас откроют и будут тыкать вилкой.

— Вот, вот уже.

Сердце замирало, пот выступал, тело каменело. СМР становился все более плоским.

— Тащи топор, — не унывали открыватели. — Эй, ты, — шипели за дверью, — ты меня слышишь? Топор уже тащат.

СМР молчал. Сердце стучало так, что могло выдать.

— Ну, ломаем? — решали за дверью. — Тут делать нечего — два раза тюкнуть. Ты там каюту еще не обгадил? Смотри у меня. Да ладно, пусть живет. Дверь жалко. Эй, ты, хрен с бугра, ты меня слышишь? Ну, сука потная, считай, что тебе повезло.

Возня стихла. У СМРа еще два часа не работали ни руки ни ноги.

Я встретил Мафию через пять лет.

— Здравия желаю, товарищ капитан первого ранга.

Он узнал меня:

— А, это ты?

— Неужели помните?