Читать книгу "Бог, страх и свобода - Денис Драгунский"

А вот почему: именно утонченная и переусложненная христианская догматика и породила европейские понятия о правах и свободах, о терпимости и выборе, о личности как главной ценности общества. Прекрасные и гуманные принципы! Но они с неотвратимостью привели к признанию права не признавать их.

Надо заметить, что Русская православная церковь, несмотря на суровую борьбу с кощунниками Самодуровым и Ерофеевым, давно прониклась духом либерализма. В самом простом смысле слова.

РПЦ бесконечно далека от фундаментализма.

Церковь либерально относится к нарушениям поста (болящим — дозволяется; путешествующим — дозволяется; голодным, не имеющим постной пищи, — дозволяется; даже тем, кто в гостях не хочет обидеть неверующего хозяина отказом от скоромной пищи, — дозволяется тоже). Церковь признает гражданский брак. Церковь в лице своих высших иерархов говорит, что времена, когда Христос изгонял торгующих из храма, миновали безвозвратно. Появились какие-то люди, называющие себя «православными предпринимателями», что с православной точки зрения полнейший абсурд и подкоп под устои, однако никто их не отлучает. Налицо просто какое-то кальвинистское перерождение русского православия!

Наконец, церковь не очень рьяно следит за тем, чтобы прихожане регулярно ходили к обедне, исповедовались и причащались. О приходах с фиксированным членством и речи не идет. Церковь, похоже, готова считать православным христианином всякого, кто сам себя так называет.

Вот в численности-то православных и заключена вся проблема. Вряд ли у нас действительно в районе 70 процентов верующих православных, как говорят соцопросы. В данном случае происходит идентификация от противного. Не мусульманин, не иудей, не буддист уж точно. Тогда кто? Конечно, православный.

По оценкам иностранных аналитиков (со стороны, говорят, виднее!), практикующих православных в России 15–20 процентов (приблизительно от 20 до 30 миллионов). Практикующих мусульман 10–15 (примерно 15–20 миллионов). Мне кажется, что обе цифры несколько завышены. Однако дело не в этом, а в том, что мусульманское сообщество России, равно как и «исторически мусульманское» население страны, растет значительно быстрее христианского. Думаю, скоро цифры как минимум сравняются. Это разные процессы — рост числа верующих мусульман и рост населения «исторически мусульманских» народов. Но они подпитывают друг друга.

Поэтому нельзя исключить, что в недалеком будущем все институты государственно-церковного сотрудничества (включая школьные программы), которые создавались во имя торжества православия, наполнятся иным конфессиональным содержанием. Ну, или станут полем конкуренции религий. А в глобальной и региональной конкуренции с исламом христианство проигрывает. Это ни хорошо, ни плохо. Это реальность.

Возможен, впрочем, совсем другой поворот. В России возникнет совсем новая религия. Молодая и сильная. Единобожная. Но при этом совершенно языческая.

Вывод один. Дорогие сограждане! А особенно — руководящие товарищи! Соблюдайте конституционный принцип отделения церкви от государства. А то бог его знает, как все повернется…

ОНИ — ЭТО МЫ

Шестьдесят лет назад, а именно 8 июня 1949 года, вышел в свет роман Джорджа Оруэлла «1984». Автор умер от чахотки буквально через полгода, в январе 1950 года. Он не успел узнать, что написал великую книгу. Не просто блестящий художественный памфлет, переживший время (таких было немало: «Гулливер», например), но книгу, которая рассказала людям, что такое общество и что такое они.

Современные критики назвали книгу однодневкой и именно что памфлетом, попыткой рассчитаться с самим собой за левые увлечения молодости. Спорили, что именно Оруэлл имел в виду: советский сталинизм, германский нацизм или все-таки кошмары родного капиталистического строя (очерки Оруэлла о жизни английских шахтеров дают основания для такого предположения). Да и социализм-то все-таки английский: не немцы и не русские превратили Британские острова в Третью посадочную полосу государства Океания. Русские и немцы там, в Евразии, а китайцы в Истазии, которая всегда была нашим исконным врагом, а Евразия нашим верным союзником, с которым мы воюем беспощадно и не щадя сил, в союзе с братской Истазией…

Но дело не в политико-географических привязках. «1984» — это роман о всегдашней двойственности человеческой души и о двойственных функциях общества. Роман Оруэлла стал возможен не столько после и вследствие современных ему диктаторов (Гитлера, Сталина и помельче), сколько после Маркса и Фрейда. Человек не может выжить без общества, он общественное существо, еще более общественное, чем термит и муравей, чем птичка ткачик или обезьяна павиан. Но, в отличие от термита и павиана, человек страдает от своей общественной природы. Общество давит его, ломает и крутит его душу. Но и душа человека — это не просто несчастный и хрупкий цветок, застывший в стеклянном сувенире, который Уинстон Смит купил в антикварной лавке. Который хрустнул под каблуком агента «полиции мысли». Душа человека — это не только нежное прошлое и туманное будущее, это еще и алчное «здесь и сейчас», это постоянно страстное желание убивать и быть убитым, лгать и быть обманутым, давить человеческое лицо сапогом и самому оказываться в таком положении, вылизывая гвозди на подметках палача. Общество жестко и непреклонно формирует человека по своим шаблонам, но эти шаблоны (коварно? легкомысленно?) выточил сам человек.

Человек, разумеется, мыслит. Но не так, как думали великие мыслители прошлого. Логика столь же двойственна, а то и многомерна, как эмоциональное переживание. Игра смыслами (мир — это война; свобода — это рабство) столь обаятельна именно потому, что отражает двоякость любого чувства. Двоемыслие — это прежде всего двоечувствие, диалектика любви и смерти, жертвенности и желания заслониться от опасности чужим телом.

Мыслепреступление — это почти психоаналитический концепт. Нет существенной разницы между «захотел», «подумал» и «сделал». Тайные желания терзают сильнее, чем реальные проступки. Аналитик на кушетке помогает избавиться именно от желаний и воспоминаний о неких грехах прошлого, подчас ложных, если рассматривать их как пресловутые «реальные факты», — но куда как реальных, коли они способны так исковеркать жизнь в настоящем и лишить ее будущего. Кто командует будущим? Правильно! Тот, кто овладел прошлым. Для этого нужна самая малость — верно распорядиться настоящим. Уложить публику на пиаровскую кушетку. О’Брайен, мучитель Уинстона Смита, — это и следователь, и воспитатель, и аналитик, и политтехнолог. Он открывает своему подопечному самую главную тайну, которую знают все, но страшатся сознаться. «Почему мы, члены внутренней партии, так стремимся к власти, так держимся за власть?» — спрашивает О’Брайен. «Ради нас, слабых и несмышленых простых людей, ради блага народа», — отвечает Уинстон Смит. И получает удар током. Неправильно. Власть нужна ради власти. В самой власти ее смысл и цель, в древнем желании доминировать. Рациональность состоит в том, чтобы поймать иррациональное и умело отдаться ему. Получив удовольствие и некоторый заработок.

«Незнание — сила». Но это отнюдь не парафраз знаменитой максимы Фрэнсиса Бэкона, которая стала советским журнальным брэндом. Бэкон писал: «Knowledge itself is power». Или по-латыни — «Ipsa scientia potentia est». Что в переводе значит «Само по себе знание есть власть». Ай да Бэкон, просто чистый Мишель Фуко с опережением на 400 лет! Но нет. Оруэлл пишет: «Ignorance is strength». Невежество — это мощь. Здесь вспоминаются слова Эрнста Юнгера, написанные в 1920-х годах: нужно много неграмотных и решительных людей.