Читать книгу "Пещеры тысячи будд - Ясуси Иноуэ"

В ту ночь Синдэ в сопровождении двух ратников, которые несли его вещи, пошел в назначенное место. Лето было уже не за горами, но ночи все равно стояли холодные. Из темноты вынырнул Гуан, забрал у ратников котомку, мешки с припасами и, передав их погонщику верблюдов, резко бросил Синдэ:

– Следуй за мной.

Синдэ отпустил помощников и побрел за Гуаном по песку, глядя в широкую спину купца и размышляя, откуда тот родом. Вроде бы не ханец, не уйгур, точно не из туфаней, да и общих черт с представителями других западных племен не имеет… Говорил этот странный человек на местном ханьском наречии. В конце концов Синдэ не удержался и полюбопытствовал, когда они шли по темной дороге вдоль городской стены:

– Где ты родился?

Гуан остановился, оглянулся и торжественно произнес:

– Я Вэйци Гуан.

– Твое имя мне известно. Я спросил, из какой страны ты родом.

– Вот ведь дурень! – вспылил купец. – Неужто не понял, что я сказал? Вэйци! Эту фамилию не носит никто, кроме выходцев из царского дома Хотана.[32]Мой отец был знатного происхождения. – Он зашагал дальше. – Династия Вэйци проиграла битву за власть династии Ли. Сейчас Ли – владыки Хотана, но моя семья не чета этим простолюдинам!

Однако Вэйци Гуан совсем не походил на уроженцев Хотана, которых знал Синдэ. Пришлось продолжить расследование.

– А матушка твоя откуда?

– Моя мать родом из знатной шачжоуской семьи Фань. Ее отец прорубил в горах Минша несколько пещер во славу Будды.

– Вот как?

Гуан опять остановился, развернулся и, внезапно схватив Синдэ за воротник, прорычал:

– В горах Минша нелегко прорубить пещеры! На такое способен только очень знатный и богатый человек. Запомни это, голодранец!

Синдэ чуть не задохнулся. Он принялся ловить воздух ртом, а рассвирепевший ни с того ни с сего Гуан грубо затряс его. Синдэ пытался крикнуть, но не мог вымолвить ни слова. В следующее мгновение его сначала сбили с ног, потом подняли высоко над землей и отпустили… Удар оказался несильным, словно его бросили на солому. Синдэ, который совсем не ушибся, медленно встал, смахнул с одежды песок. Возможно, потому, что не почувствовал боли, он ничуть не рассердился на вспыльчивого Гуана и как ни в чем не бывало последовал за своим провожатым.

Значит, в жилах купца течет тибетская и ханьская кровь… Синдэ знал, что западные ханьцы нередко вступали в брак с представителями других племен; стало быть, по материнской линии в Гуане могла смешаться кровь самых разных народов. Коли так, неудивительно, что у него столь необычные черты.

Казалось, тропе, бегущей во мраке у подножия городской стены, не будет конца. Но вскоре они добрались до более освещенного места, и Синдэ начал различать в полумраке очертания предметов. Направо ответвлялась дорога, по обе стороны которой стояли ряды хижин с низкими крышами, обнесенных оградками и совершенно не похожих на жилища горожан, в загонах стояли верблюды, у ворот суетились караванщики. Внезапно все ворота распахнулись, оттуда хлынули животные. Стадо, которое росло с каждой минутой, устремилось прямо на оторопевшего Синдэ. Гуан куда-то исчез. Постепенно верблюды вытеснили Синдэ на большую площадь у крепостной стены – он даже не знал, что в городе есть такое место. Десяток мужчин в причудливых иноземных одеждах принялись навьючивать товары на верблюдов.

Наконец Синдэ услышал голос Гуана. Казалось, его повелительные крики летят со всех сторон – купец метался между рядами людей и верблюдов, отдавал на бегу распоряжения. Синдэ, не желая терять своего провожатого из виду, тенью следовал за ним. Гуан говорил на разных языках – на уйгурском, тибетском, тангутском, на неведомых Синдэ наречиях. И всякий раз любознательный цзюйжэнь задавал вопросы. Сначала Гуан без особой охоты отвечал, что это хотанский, язык аша или лун, но в конце концов потерял терпение и рявкнул, схватив Синдэ за воротник:

– Замолчи!

Как и прежде, Синдэ взмыл над землей и обрушился на мягкий песок.

Выглянула луна, осветила изменчивый мир. Караванщики, отбрасывая на серые дюны черные тени, всю ночь навьючивали верблюдов. Синдэ делать было нечего. Оставив Гуана, он бродил вдоль рядов животных и людей, наблюдая за работой и гадая, что может быть в тюках. Иногда его сразу понимали, но порой он тщетно изъяснялся на всех известных ему наречиях. Все-таки ему удалось узнать, что караван везет драгоценные камни, персидские ковры, выделанные шкуры, ткани, пряности с запада, семена и многое другое.

Когда погрузка наконец завершилась и суета улеглась, раздался громовой голос Гуана, объявлявшего об отправке. Стражи открыли южные ворота, всегда запиравшиеся на засов, и вереница верблюдов покинула город. Сотня животных вытянулась на дороге в длинную цепочку, вдоль которой туда-сюда скакали вооруженные всадники, и двинулась вперед. Синдэ покачивался на верблюде в хвосте каравана.

– Где мои вещи? – спросил он у Гуана, ехавшего впереди него.

– На твоем верблюде навьючены, олух! Где же им быть? Если еще раз спросишь про свои растреклятые вещи, я за себя не ручаюсь! – завопил нервный купец.

Рассвет еще не наступил, луна отбрасывала слабый отблеск на необъятную равнину.

У каравана ушло пятьдесят дней на то, чтобы добраться из Гуачжоу до Синцина. На всех западных землях то здесь, то там кипели бои между туфанями и тангутами. Каждый наталкиваясь на поле битвы, караван останавливался и ждал, пока схватка утихнет, или отправлялся в обход. Из-за этого было потеряно много времени.

Синдэ не переставал дивиться тому, сколь ловко Гуан умеет договариваться как с тангутскими, так и с туфаньски-ми военачальниками. Он обходил поле брани, когда на нем кипело сражение, но если два войска стояли друг против друга в ожидании, спокойно проезжал сквозь оба стана или проскальзывал между готовыми ринуться в бой противниками. При этом он высоко поднимал яркое знамя с иероглифом «вай», что означало «Вайшравана»[33]– хранитель рода Вэйци, тем самым извещая всех, что они должны уступить дорогу особе царской крови. Армии терпеливо ждали, пока пройдет караван, и только после этого возобновляли сражение.

Гуана не слишком беспокоили схватки между туфанями и тангутами, мешавшие продвижению каравана, но он тотчас впадал в дурное настроение и принимался метать громы и молнии, когда им приходилось останавливаться в укрепленных городах. В Сучжоу, Ганьчжоу и Лянчжоу Гуан сам себя не помнил от ярости из-за того, что каждый раз его заставляли ждать по два-три дня у ворот, чтобы заплатить налог на проезд. К тому же до вторжения тангутов купцу надо было задабривать мздой только уйгурских чиновников, а теперь, кроме них, появились еще и тангуты, захватившие города. По сей причине число сундуков с драгоценностями, навьюченных на верблюдов, изрядно уменьшилось.