Читать книгу "Олег Рязанский против Мамая. Дорога на Куликово поле - Виктор Поротников"

Однако обсуждать с Евфимией смещение ее свекра с пронского стола Олег наотрез отказался. Евфимия предложила отцу посадить князем в Пронске Василия Александровича, родного дядю Даниила Ярославича, сидевшего князем в Ижеславле. Этот город тоже стоял на реке Проне верстах в десяти от Пронска. Василий Александрович казался Евфимии человеком более достойного нрава. Олег невольно проговорился, что если передать Пронский удел Василию Александровичу, то в будущем Пронск закрепится за его потомками. Олег же надеется, что со временем князем в Пронске станет его внук, рожденный Евфимией.

— Так вот с каким умыслом ты отдал меня в жены Владимиру Даниловичу, тятечка, — с обидой в голосе произнесла Евфимия. — Для тебя важнее привязать Пронск к Рязани, поэтому мне волей-неволей придется рожать сыновей от постылого Владимира Даниловича и терпеть его пьяные выходки. В делах государственных с женскими судьбами считаться не принято!

Не желая показывать отцу слезы, набежавшие ей на глаза, Евфимия стремительно выбежала из светлицы, хлопнув дверью.

* * *

В начале декабря, когда установился санный путь, к Рязани потянулись обозы с дубовыми и сосновыми бревнами с ближних и дальних лесных вырубок. Сотни смердов стучали топорами на просеках в лесной чаще, подрубая самые высокие и мощные деревья, из которых за зиму предстояло возвести новые прочные стены и башни Рязани взамен старых и обветшавших. Следить за подвозом бревен Олегом был поставлен боярин Громобой. За разбором старой городской стены должен был наблюдать боярин Брусило.

В эту же пору в Рязань прибыл, наконец-то, из Сарая княжеский гридень Тихомил. Уезжая в конце лета из Сарая, Олег повелел Тихомилу задержаться в столице Золотой Орды, чтобы выполнить кое-какие его поручения. Тихомил приехал не один в Рязань, а с литовцем Пентегом, выкупленным из татарской неволи на деньги рязанского князя.

— Владыка Иоанн не одного Пентега вызволил из рабства татарского, но еще четверых мужей иже с ним, — отчитывался Тихомил перед Олегом, — но, к сожалению, тех молодцев нехристи побили стрелами, когда мы уносили ноги из Сарая. Заваруха в орде продолжается, княже. И конца этой кровавой резне не видно!

Со слов Тихомила выходило, что ставленник Мамая хан Абдуллах просидел на троне в Сарае после поражения Урус-хана чуть больше трех месяцев. Когда Мамай ушел в поход на Русь, то в Сарай ворвался Хаджи-Черкес со своим буйным воинством из ногайцев и кипчаков. Абдуллах был убит. Вся его свита разбежалась. Хаджи-Черкес занял ханский трон. Вернувшийся на берега Волги Мамай разбил Хаджи-Черкеса и снова захватил Сарай, посадив там ханом некоего Мухаммеда-Булака.

— Но и Мухаммед-Булак недолго правил в Сарае, — молвил Тихомил. — Едва Мамай откочевал со своей ордой к низовьям Дона на зимние пастбища, как какой-то Араб-Шах с отрядом головорезов изгнал Мухаммеда-Булака из Сарая. По слухам, этот Араб-Шах пришел на Волгу из Синей Орды. Мамай ринулся было со своей конницей на Араб-Шаха, но получил достойный отпор и ушел обратно к Дону. Теперь в Сарае сидит Араб-Шах и величает себя золотоордынским ханом.

— А где же Урус-хан? — поинтересовался Олег. — Есть ли о нем известия?

— Урус-хан ушел в Синюю Орду, — ответил Тихомил, — больше о нем ничего не известно. Поговаривают, что Араб-Шах доводится дальним родственником Урус-хану. Не удалось Араб-Шаху взять власть в Синей Орде, так он в Золотую Орду нагрянул, где ныне токмо ленивый за ханский трон не бьется.

«Ездил я на поклон к Урус-хану, его разбил Мамай, — мрачно размышлял Олег. — Сделал я ставку на Мамая, а его одолел Араб-Шах. Чехарда, да и только! Нет, не будет мне проку от союза с ордой против Москвы. Нету в орде сильного правителя и, похоже, уже не будет! Закатилось ордынское солнце!»

Глава десятая

Знамение небесное

В эту весну погода установилась жаркая и душная, какая приходится обычно на середину лета. В мае свинцовый небесный свод озарялся ослепительными зигзагами молний, голубые дали содрогались от оглушительных грозовых раскатов; грозы прокатывались без дождей. Порой налетал порывистый южный ветер, поднимая пыль и сухие травинки высоким крутящимся столбом.

Старики судачили между собой: «Не к добру все это. Не иначе, мор опять случится иль война будет!»

В лиственных лесах над Трубежом еще не откуковали свое кукушки, когда в Рязани объявилась вдруг княгиня Евфросинья, вернувшаяся из Литвы.

Олег встретил жену с двойственным чувством радости и некой потаенной досады, поскольку знал, что с приездом капризно-надменной Евфросиньи его спокойному житью-бытью пришел конец. Даже челядинцы в княжеском тереме при виде Евфросиньи как-то сникли и притихли, помня ее несдержанный нрав и суровые наказания за малейшие провинности.

Целуя Олега, Евфросинья крепко и трепетно прижалась к нему, пробудив жаркое волнение в его сердце. Олег, привыкший к холодности Евфросиньи, внутренне подивился случившейся в ней перемене. Выглядела Евфросинья изумительно: ее прекрасные светло-карие глаза искрились на солнце, ровные зубы сверкали, как жемчуг, меж алых улыбающихся губ, белое лицо с розовым румянцем светилось счастьем. Подбежавших к ней сыновей Евфросинья обняла всех троих разом, прижав к себе. При этом в очах ее заблестели слезы.

Глядя на статную фигуру Евфросиньи в длинном сиреневом платье с узкими рукавами и широким подолом, со шнурованным глубоким вырезом на груди, с блестящим пояском на тонкой талии, Олег залюбовался ею. Двадцативосьмилетняя Евфросинья по-прежнему выглядела моложе своих лет.

Заметно подросла и малышка Анастасия за те десять месяцев, что она провела вместе с матерью вдали от родного дома. Четырехлетняя Анастасия научилась неплохо разговаривать по-литовски. «Ну вот, была одна литовка у меня в тереме, теперь будет две», — подумал Олег, пряча усмешку в усах.

После пышного застолья и радостных разговоров в узком семейном кругу Олег и Евфросинья, наконец, остались наедине. Еще сидя за столом, Олег почувствовал по глазам Евфросиньи, по выражению ее лица, что ей хочется поделиться с ним чем-то очень важным, но заговорить об этом при детях она не может. Олега разбирало любопытство, что же таит в себе Евфросинья?

— Когда я собиралась в обратный путь на Русь две недели тому назад, — заговорила Евфросинья чуть приглушенным взволнованным голосом, плотно притворив дверь, — в это самое время в Вильно пожаловал тверской князь Михаил Александрович. Он привез весьма утешительные вести моему отцу. Оказывается, прошлой осенью в Москве умер тысяцкий Василий Вельяминов, дядя князя Дмитрия. Так вот, старший сын Василия Вельяминова Иван рассчитывал занять место своего отца, но Дмитрий решил по-своему. Дмитрий не только не сделал Ивана Вельяминова московским тысяцким, но вовсе упразднил эту должность. Рассерженный Иван Вельяминов тайно бежал из Москвы в Тверь, поступив на службу к Михаилу Александровичу. Это произошло уже в марте этого года, в канун Масленой седьмицы.

— Мне ведомо об этом, милая. — Олег покачал головой, опустившись на стул возле стола. — Это заботы Дмитрия, меня они не касаются.