Читать книгу "Кентавр VS Сатир - Андрей Дитцель"

Я разговаривал с видеооператором, который снимал и запомнил меня на европрайде в 2004-м.

И странное. Валяясь на своем пледе, я в какой-то момент зафиксировал, что меня внимательно рассматривают. Рядом на корточках сидел парень в безупречно белых брюках и строгой чёрной рубашке. Он не стал отводить взгляд. Я спросил: «И не жарко в строгом?» Парень на минуту задумался: «Да, жарко. Но ничего не могу поделать». Возникла пауза, мне нужно было обдумать message этого сообщения. И тогда он ещё внимательнее посмотрел на меня и сказал: «Если бы я выбирал тебе имя, то назвал бы тебя Тадзио».

Я озадачился: «Кажется, имя не подходит мне по возрасту…» — «А сколько тебе?» — «Мне тридцать». — «Вот не подумал бы». — «А тебе?» — по лицу я предположил бы, что ему не больше двадцати пяти: нежная кожа, в уголках глаз ни единой морщинки, чуть вьющиеся волосы, прикрывающие виски и лоб. «О, я гораздо старше тебя, — совершенно серьёзно ответил он. — Дело в том, что я и есть Густав, Густав Ашенбах». Я встретил его взгляд — серьёзный и спокойный.

«Знаешь, здесь необыкновенная природа. Когда я вижу всех этих людей и то, чем они занимаются, нисколько не удивляюсь…»

На это я, стараясь улыбаться, показал ему своё ободранное запястье: «Да, я тоже чувствую что-то в самом воздухе. Вот, мне захотелось залезть на дерево — такие хтонические силы здесь». — «Хтонические? — переспросил Густав. — Ты говоришь по-гречески?» — «Вообще-то я просто перелез по той большой ветке на другую сторону канала и спрыгнул; но это почему-то собрало зрителей, и я, болтаясь в воздухе перед прыжком в крапиву, представлял себя привязанным к жертвеннику, под которым вот-вот зажгут огонь». Теперь говорил я, а он молчал.

«Посмотри», — захотелось мне показать Густаву ещё что-то. Рядом со мной цвёл боярышник — в Боберге его много, и в эти дни всё пропахло его лёгким запахом. Я тронул ветку, на меня посыпались кремовые лепестки… «Как жаль, как жаль, что мне уже пора», — сказал Густав, протянул руку и провел мне по волосам, собирая опавший цвет. «Но подожди… Хочешь, я тебе ещё что-нибудь расскажу или подарю?» — я сделал, возможно, и немного дешёвый, но однозначно понятный жест: рука, записывающая на листке номер. «Нет, мне действительно пора. Но мы ещё увидимся, обещаю». Я больше ничего не успел сказать — он встал и, честное слово, исчез. Может быть, я смотрел против солнца и упустил момент, когда он слился с каким-то лучом или самим солнечным диском.

Он не приснился. Знакомая парочка, отдыхавшая неподалеку, завистливо отметила, что я, видимо, лично знаком с самыми красивыми мужчинами пляжа. Я не стал опровергать.

Друзья спорта

Сейчас мы живём в разных городах, вертимся на разных орбитах и общаемся лишь эпизодически, но раньше Оливер был одним из тех друзей, с которыми я ходил в воду и огонь, выбирался на крыши в Шанценфиртеле, крутил джойнты и всерьёз дискутировал о смысле жизни. Сексуально он меня не интересовал — наверное, потому, что из-под воротничка рубашки у него выглядывала рыжая шерсть.

В то же время знакомые жестами, полунамёками и намёками убедили меня подать заявку на вступление в сообщество «Друзья спорта». В нём состояло около тридцати мужчин в прекрасной физической форме. Для чего они самоорганизовались, постороннему наблюдателю не было понятно. Страница сообщества в Интернете выглядела довольно нейтрально. Но когда меня приняли, всё стало на свои места. Раз в две недели участники встречались в чьей-нибудь просторной квартире и трахались. В этом и состояла их главная миссия. Эти встречи были настоящими праздниками юности и здоровой плоти. К моему удивлению, чаще всего народ собирался прямо через перекресток от моего дома в Аймсбюттеле, у авиаинженера Алекса, стажировавшегося в конструкторском бюро Туполева и поэтому говорившего по-русски. С Алексом я уже успел переспать, но он ни о чём не рассказывал. Конспирация у друзей спорта была на высоте.

Каждый участник мог в течение двух суток наложить вето на приём новичка. Поэтому сообщество к моменту моего вступления уже почти не прирастало участниками: такой массе людей сложно сойтись во вкусах. Тем не менее заявки поступали. Пару раз я одобрял или не одобрял попадавшие мне в руки, вернее — просмотренные в разделе для мемберов, анкеты кандидатов. Но однажды на приложенной к формуляру фотографии оказался Оливер. Я задумался. Раздеваться в его присутствии мне не хотелось. И вносить в нашу дружбу некий порнографический элемент тоже, — она мне была дорога другим. Но мои представления о взаимопомощи, доверительности и прочих высоких материях давали трещину.

Так я, вполне в своём амплуа, — подобные ситуации случались и до и после, — принял самое честное и глупое из возможных решений. Я воспользовался правом вето и гарантированно провалил вступление Оливера в «Друзья спорта» (хотя вряд ли мой голос против был единственным). Вместе с тем я пригласил Оливера на чай и признался ему, что не могу принять решение, то есть что уже пару месяцев состою в том самом сообществе, куда ему так хочется попасть, но не хочу разрушить наши высокие отношения и поэтому поступаю так… Оливер даже не дослушал выкладку до конца. По его мнению, я предал эту дружбу. Не говоря о том, что вообще, как человек чуткий, мог бы давно обратить внимание на его интерес и трахнуть без всяких друзей… спорта. А теперь всё кончено.

Мы долго не общались, потом кое-как восстановили диалог и вот сейчас созваниваемся пару раз в год.

Только чтобы вы не подумали, что я циничная и бессовестная скотина, надо добавить, что на встречи «Друзей спорта» я после этой истории ходить перестал, и вскоре автоматически вылетел за неучастие. Но Оливеру об этом не рассказал. Может быть, для того, чтобы втайне чувствовать себя хоть чуть-чуть рыцарем, этаким благородным и сильным.

Повторяется

Пару ночей подряд снится, что все люди на самом деле заключены в полупрозрачные сферы, наподобие огромных мыльных пузырей. Все движутся по канавкам и бороздкам упрощённого земного ландшафта. Молотить руками или семенить ногами бесполезно — воздействие на траекторию минимальное. Когда я присмотрелся, все оказались одеты — в то, что называется комфорт-одеждой. Я был босиком, в джинсах и майке. И у каждого с собой оказался минимальный набор предметов. Я видел Олега — в его небольшом шарике парило множество безделушек, диски, какие-то карандаши. На внешнюю поверхность — в радужных разводах, действительно как у мыльного пузыря, — налипли кусочки от всех зон и участков, где он передвигался. Листья и хвоинки, обрывок афиши с текстом, кажется, на испанском.

В моём собственном шаре было очень много пустоты (на дне лежали пачка бумаг и фотоальбом). Понимая, что управлять этой махиной, двигающейся по сложной траектории, нельзя, я всё же пытался предотвратить столкновение. Напрягся, ожидая хлопка, но шары плавно самортизировали и оттолкнулись друг от друга. Вмятины на пленках начали выправляться.

Многие сферы, разных размеров и оттенков цветов, двигались парами или группами. Не очень понятно, чем обусловлено это движение — каким-то ветром или геологическим характером местности. Но что я понял — некоторым удаётся как-то раскачаться или подпрыгнуть. И ещё я откуда-то узнал, что произойдёт, если оболочка порвётся. Дело в том, что внутри шаров совершенно нормальная сила тяжести. А вот снаружи — отрицательная, и все, выпавшие туда, падают вверх.