Читать книгу "Волчий блокнот - Мариуш Вильк"

5

Отдельной главки заслуживает издательское дело и научная работа на соловецкой зоне. Регулярно выходил еженедельник «Новые Соловки», на который принималась подписка по всему Союзу, а «Соловецкие острова», иллюстрированный журнал объемом двести пятьдесят-триста страниц, слыл самым независимым в СССР изданием. Наряду с прозой, эссеистикой и поэзией тут публиковались статьи Соловецкого краеведческого общества, объединившего ученых-зэков и вольнонаемных. Исследователям Севера эти работы и сегодня могут послужить не только источником информации, но и образцом обстоятельности: за несколько лет Общество достигло более впечатляющих результатов, чем Соловецкий музей за тридцать лет своей деятельности. О широте научных интересов зэков свидетельствуют сами названия публикаций: «Биология рыб Белого моря», «Орудия рыболовства на Белом море», «Климат Белого моря», «Птицы Белого моря», «Археология Белого моря», «Проблемы охраны животных на островах Белого моря», «История Кемского района», «Поморы — быт и занятия», «История поморской деревни», «Торф Соловецких островов», «Влияние ветра на Соловецкий лес», «Эрозия Соловецких земель», «Монастырская тюрьма на Соловках», «Монастырские костяные изделия», «Статистические данные Соловецкого хозяйства» и так далее, и тому подобное. С 1926 года отдельным изданием, в качестве приложения к лагерному журналу, выходили «Материалы Соловецкого краеведческого общества» (что-то вроде «Библиотеки “Культуры”»). Всего двадцать три книги, в том числе фундаментальный труд Виноградова о саамских лабиринтах и первый словарь блатной музыки…

6

К концу 1939 года с Соловков вывезли последних зэков и Острова передали армии, однако и зона, и мотки колючей проволоки остались. Поменялось лишь название: вместо зоны особого назначения — закрытая зона, просуществовавшая до конца 1989 года. У многих соловчан в паспорте до сих пор имеются две жирные буковки: «з.з.». До недавнего времени, чтобы получить билет на Соловки, требовалось специальное приглашение. Принцип дармового труда тоже остался без изменений: солдаты вкалывали за миску жратвы, порой за пол-литра. Как старые, так и новые порядки постепенно уходили в прошлое, большинство ремесел, цехов и производств заглохло, ондатры разбежались и одичали. Соловецкая военная часть заботилась о своем быте, прежде всего о еде, то есть скотине. Кроме того, армия занималась ремонтом военной техники, а заодно и соловецких дорог, в ее ведении находился также транспорт — и морской, и воздушный — связь, энергетика, больница и два клуба. Все в рамках службы, бесплатно. Одновременно на Соловках оседали гражданские лица, сперва при армии, вроде для содействия, потом на армии, будто вши (по словам бывшего политрука Пантелеймоновича), — эти не только паразитировали на солдатском труде и бюджетных дотациях на оборонную промышленность, но еще и питались задарма — просроченными продуктами со складов. Стечением времени гражданского населения на Соловках прибывало. Сперва из Жижгина, откуда на Острова перевели в шестидесятые годы фабрику агар-агара, а вместе с ней — несколько десятков рабочих с семьями, бывших ссыльных. За ними потянулись сезонные сборщики водорослей, неприкаянные бичи, вольные птицы. Некоторые застревали здесь навсегда. Потом интеллигенты повалили, ученые-неудачники, художники-мазилы, историки-пьяницы — все стремились в музей, словно на печную завалинку. В середине семидесятых музей преобразовали в заповедник. Но настоящий бум пришелся на годы перестройки, когда весь архипелаг накрыло волной планового развития и урбанизации в духе советской гигантомании. Были выделены приличные суммы, которые, как это всегда бывает, привлекли шайки лодырей, комбинаторов и воров. На Соловки завезли тяжелую строительную технику, сотни тонн материалов и ПМК (передвижная механизированная колонна), то есть пару бригад отбракованных трудяг: или по статье 33 (за пьянство на работе), или даже просто выкупленных у милиции рабов. Те сварганили себе из силикатных блоков пару бараков и взялись за строительство огромного очистительного сооружения на десятки тысяч жителей и еще более мощного хлебокомбината (по принципу: чем крупнее строительство, тем больше можно украсть). Затем пустили через лес бетонную окружную дорогу, по бокам разрыли песчаные карьеры, изгадили морской берег, попутно выстроив на улице Флоренского несколько домишек. Люмпены множились на глазах, словно ондатры. Летом 1989 года армия покинула Острова. Настали новые времена, заговорили о реформах. Потом дотации урезали, а все стройки прервали на полувздохе. Пришла пора всеобщей прихватизации — национализации шиворот-навыворот. Народ хватал все, что плохо лежит: бетонные плиты и телеграфные столбы, здания, мастерские и склады, мазут, толь и колючую проволоку. Даже кресла из бывшего кинотеатра вынесли и экран со стены сняли. Наконец, до последней детали разобрали ПМК: от бульдозеров до степлеров. Остались одни люди — безработные… Сегодня на Островах нет веры или силы, способной заставить людей трудиться задарма: ни религии, ни лагеря, ни армии. Все говорят только о деньгах, не о работе. Вот, к примеру, является мужик, хрипит: мол, десятки на пол-литра не хватает. Наруби дров, говорю, — заплачу.

— Охота была.

7

А теперь отступление. В 1811 году де Местр писал графу Румянцеву: «Но в наше время, когда оба якоря — религия и рабство — одновременно перестали удерживать наш корабль, буря унесла и разбила его. <…> Можно утверждать в качестве общего правила, что ни у какой монархии нет достаточной силы, дабы править несколькими миллионами без помощи религии или рабства или же и того и другого совместно. <…> Это и надобно взять в соображение, прежде чем предпринимать что-либо касательно освобождения крепостных людей, ибо стоит только дать сему хоть какой-то законный толчок, сразу возникнет некоторое общее мнение, которое все увлечет за собой; сначала это будет мода, потом страсть и, наконец, бешенство. Начавшись с закона, дело окончится бунтом. <…> Вследствие внезапности подобного превращения они [люди] несомненно перейдут от суеверия к атеизму и от нерассуждающего повиновения к необузданной самодеятельности. Свобода действует на такие натуры, как крепкое вино, ударяя в голову человеку, к нему непривычного».

Напомню, что Жозеф де Местр был послом короля Сардинии при дворе Александра I в 1802–1817 годах, а кроме того мыслителем, писателем и тонким комментатором политических интриг и европейского театра военных действий. Причем наблюдал он мир отстраненно, словно оперу-буфф, в чем сам признавался на полях официальных депеш. И ничего удивительного, де Местр повидал на своем веку немало капризов фортуны, сметавшей с лица земли династии, армии и города, познал низость героев и вероломство слуг. В своих «Петербургских письмах» он не только рисует образ эпохи, отмеченной множеством событий, вроде похода Наполеона на Россию или попытки Александра I провести ряд преобразований, но и дает хлесткий комментарий. Выше я цитировал фрагмент «Записок о свободе», касающийся проекта Сперанского, одного из первых российских реформаторов, который предлагал уравнять всех царских подданных перед лицом закона, а все инстанции власти, начиная с волости, сделать выборными…

X

…Ибо нет ничего более занимательного, нежели наблюдать сегодняшнюю Россию.