Читать книгу "Первое правило диверсанта - Роман Белоцерковец"

— Ты не бойся, собачка хорошая и никого не обидит, если я не скажу.

Знал я этих собачек, успел повозиться с ними в свое время. Безголосые и абсолютно слепые твари — мутанты. Кровожадные, как гиены, но безоговорочно преданные своему хозяину. Ориентируются только на слух и чутье. Я испугался, что пес учует гранату (пистолет, похоже, обходился без пороха), и мой страх тут же передался ему. Пес ощерил клыкастую пасть, это производило двойной эффект, поскольку его оскал был беззвучен. Гнусавый перекинул карабин за плечо и, ободряюще потрепав собаку по загривку, заговорил со мной.

— Кто на вас напал? — спросил он.

— Их было пять или шесть человек. Все хорошо вооружены. Успел только это разглядеть. Меня ударили в затылок, и я потерял сознание. Когда очнулся, все были мертвы.

— Почему тебя не добили?

— Не знаю. Подумали, что я уже труп, или просто пожалели пули, — сказал я и пожал плечами.

Гнусавый повернулся к своему молодому напарнику:

— Все в порядке, Олежка. Иди готовься к смене. Я тут закончу и подойду, воду поставь греться, чайку попьем. Давай-давай шуруй, малой!

Когда малец удалился, мужик внимательно осмотрел меня, подошел ближе и ощупал мой затылок, где сидела внушительная шишка. Удовлетворившись размерами желвака, он убрал руку, оглянулся в ту сторону, куда ушел Олежка и противным шепотом с подленькой улыбочкой популярно объяснил мне, кто я такой есть.

— Не больно-то ты похож на путника, скорее на отбившегося от своей банды наемника. Костюмчик в пыли извалял, рожу грязью намазал, а про ботиночки не сообразил? Или, может, ты егерь-дезертир? Уже несколько дней разыскивают одного. И у нас егеря были, и в соседних общинах тоже. Говорят, он документы какие-то важные украл и деньги ГГО присвоил. Как ты сказал, тебя зовут?

— Я не говорил. — Пот градом катил по моей спине. — Меня Миша зовут, — назвал я первое пришедшее на ум имя.

— Миша? — переспросил гнусавый.

— Михаил Баринов.

— А-а-а… — протянул охранник. — Того-то вроде Лехой звали.

Я медленно потянул руку к поясу по ходу дела размышляя, успею вытащить пистолет, прежде чем пес порвет мне горло, и, если успею, смогу ли выстрелить в охранника.

— Ты не психуй, Миша! Не психуй. Я это только лишь к тому говорю, что у нас тут всякие людишки встретиться могут. И мне думается, мы с тобой еще увидимся и потолкуем по душам.

Внезапно он отошел от меня, достал из нагрудного кармана бланк временного пропуска и официальным тоном осведомился:

— Имя?

Я вновь назвался фальшивыми именем и фамилией. Написав что-то на бланке, он протянул его мне.

— Вам разрешается остаться в общине на трое суток, — официальным тоном произнес он. — Для продления срока пребывания или получения постоянного удостоверения обращаться в Самоуправление Общины. Пропуск не терять, не передавать посторонним, предъявлять при первом требовании патруля или других представителей власти. В двадцать два часа начало комендантского часа, в восемь утра отмена. При несоблюдении правил ваше пребывание будет считаться недружелюбным, и вы будете выдворены с последующим запретом на посещение данной общины. В случае очевидной угрозы община оставляет за собой право на самосуд. Это понятно?

— Да, — нехотя ответил, чувствуя себя при этом полным дураком. Выкупил как молокососа. Да уж! Егерь, нечего сказать! Не смог удержаться, чтобы не спросить:

— А чего так сразу в петлю?

— Всего доброго! — ограничился добрым напутствием гнусавый и бодрым шагом, будто и не нес ночной вахты, удалился за забор, его чудовищная псина семенила за ним. Я прошел следом, дверь за мной захлопнулась.

Охрана осталась дожидаться окончания смены, а я беспрепятственно пошел к центру общины, где насколько я помнил, должна была располагаться местная церковь.

Значит, я преступник — вор и дезертир.

Замечательная новость!

Вдобавок по подложному имени получил удостоверяющий личность документ.

Но это сущие пустяки по сравнению с первой частью инкриминируемых мне деяний. А чего я собственно ожидал? Утеря важного государственного пакета вообще расценивается как измена.

Изменник!

Вот подходящее слово.

А это значит, что я вне закона. И любой охотник за головами вправе меня пристрелить. Ну, уж дудки. Я проверил, как устроен мой арсенал и для надежности украдкой переместил гранату в карман брюк. Долго я отбиваться не смогу, но хорошенького шума наделаю точно. Только вот не хотел я ни в кого стрелять. Нужно как можно быстрее реабилитироваться. Вернуть документы и восстановить тем самым доброе имя.

При всех тягостных мыслях я не мог также не думать над тем, почему охранник напрямую нарушил не только все возможные должностные инструкции, но и пошел против здравого смысла, пропустив на территорию общины укрывающегося от правосудия преступника?

Очередная загадка.

Вот только мой гнусавый приятель был абсолютно прав: видок у меня сомнительный. В ближайшей подворотне, уже без всякого сожаления, вывозил берцы в свином навозе и заодно присовокупил ко всем своим бесчисленным преступлениям еще одно. Я стащил с веревки, перекинутой с одной стены на другую, вывешенный для просушки, затертый донельзя и кое-где залатанный кусок мешковины. Обернувшись в него, стал неотличим от многочисленных попрошаек, к банде которых я собирался примкнуть на время пребывания в общине.

Без затей и ненужных расспросов я добрался до церкви.

Пара убогих личностей уже заняла свой ежедневный пост на расчищенном тротуаре, служащем своеобразной папертью перед церковью, дожидаясь пока немногочисленная паства потянется, неся им скудную милостыню. Я занял выгодную для наблюдения позицию, прикинувшись одним из них, и принялся ждать. Предстояло вычислить среди основной массы жителей, не занятых на работах и способных самостоятельно передвигаться, пару знакомых лиц. Эти наверняка придут к заутрене, чтобы попросить бога даровать им тучи и дождь. Единственный источник влаги, не считая пересыхающих год от года артезианских скважин. Залог хорошего урожая, без которого дальнейшая жизнь была бы сильно затруднена.

Расчет глуп и прост: если они окажутся среди толпы, тогда я прослежу за ними, вычислив логово, если нет — предстоит искать их самостоятельно, что было более рискованно. В глубине души я все же надеялся, что ошибаюсь и не найду среди жителей родной когда-то общины тех, кого считаю преступниками.

Поселенцы начали понемногу стягиваться к старому зданию, утратившему свое изначальное назначение кинотеатра, и служившего теперь храмом. В одиночку и группами они стекались к нему словно ручейки. Ручейки складывались в реки, а реки впадали в небольшое озеро людской толпы, смиренно ожидавшее появления пастыря.

Между тем, целиком превратившись в зрение и слух, я с мучительным напряжением изучал лица паствы. Некоторые казались знакомыми — размытыми призраками прошлого, существование которого вызывало сомнение. Надежда, что мои тайные желания оправдаются и я не найду среди людской толпы напавших на меня, расцветала в душе с каждой новой группой. Но когда в импровизированных воротах отмечающих территорию церкви появилась женщина, держащая за руку маленького мальчика, мое сердце упало куда-то вниз: это был тот самый Сеня. Благодаря его маленькой, но отлично сыгранной роли я попал в ловушку и провел несколько бессонных ночей в самоистязаниях. Все сомнения насчет непричастности жителей общины к нападению на меня рухнули, словно старая мачта освещения на ветру.