Читать книгу "Мои враги - Виктория Токарева"

Последние слова относились к медсестре.

Рентгеновский кабинет оказался закрыт. В него долго стучали, как в амбар, поскольку дверь была обита железом. Но так и не достучались. Кто-то куда-то ушел. Пришлось ехать в другой рентгеновский кабинет, в конец длинного коридора. Медсестра везла Татьяну, глядя перед собой светло-голубыми прозрачными глазами. Медсестра обладала внешностью фотомодели, но почему-то работала в травматологии. Имела место явная несправедливость, и Татьяна чувствовала себя виноватой.

Врач стала делать рентген. Уложила ногу. Татьяна чувствовала себя виноватой перед врачом за то, что не дала ей спать. Она была виновата во всем, и выражение лица у нее сформировалось зависимое, как у нищенки.

Врач сделала снимок, увидела перелом, и смещение, и разрыв связки, и все, что нужно. Вернее, не нужно, но было.

Врач стояла и раздумывала: смещение не особенно большое – и так срастется. В крайнем случае будет хромать.

– Сколько вам лет? – спросила врач.

– Пятьдесят, – ответила Татьяна.

Средняя продолжительность жизни – семьдесят пять лет. Значит, еще двадцать пять лет.

– Ваша профессия? – спросила врач.

– Актриса.

«Так... – подумала врач. – Актеры – народ эмоциональный. Лучше не связываться. Бабка из деревни – другое дело: уедет себе и будет там хромать покорно».

Врач решила отодвинуть себя от греха подальше, оставить Татьяну в больнице. Она села и стала писать историю болезни.

Татьяна достала деньги. У нее были только крупные купюры. Сдачи ведь не попросишь. Она протянула сонной и злобной врачихе убедительную хрустящую бумажку. Врачиха тут же проснулась и с удивлением посмотрела на денежный знак.

– Зачем? – удивилась она человеческим голосом.

– Иначе не заживет, – объяснила Татьяна.

Врачиха смотрела и моргала. Стеснялась. Боролась с искушением.

– Берите... – подбодрила Татьяна.

– Спасибо, – растерянно проговорила врач. – Как много...

Татьяна вздохнула и снова почувствовала себя виноватой за свое государство, которое держит врачей в нищете. Государство хамит и не стесняется. Татьяна успела заметить за свои пятьдесят лет, что государству стыдно не бывает. Оно потопит на теплоходе, завалит в шахте и не покраснеет. Не извинится. А даже если извинится, что изменится?

– Сейчас вас положат в бокс, – сказала врач. – А завтра переведут в отделение.

* * *

Татьяна проснулась рано, непонятно во сколько. За окном колыхалась серо-фиолетовая мгла. Окно было разбито, заделано фанерой. Оттуда тянуло холодом. Татьяна надела лыжную шапку. Она лежала на простынях под одеялом – в куртке, лыжных штанах, а теперь еще и в шапке. В чем приехала, в том и легла.

В боксе стояли еще две кровати. На них спали еще две подломанные женщины.

Татьяна заплакала – первый раз, через шесть часов после случившегося. Должно быть, в первые минуты природа отключает блок паники. А через шесть часов включает, чтобы человек все осознал и включился в борьбу.

Нога болела умеренно. Татьяна плакала не от боли, а от чего-то другого. Скорее всего от несправедливости со стороны судьбы. Мало того, что ушла молодость, яркость и любовь. Мало того, что впереди трагедия старости. Так еще и нога, резкое ухудшение качества жизни и неопределенное будущее.

За какие грехи? Грехи, конечно, были... Но другие грешат серьезнее и ничего за это не платят.

Татьяна лежала на спине. Слезы шли к ушам. И так продолжалось долго, до тех пор, пока в палату не вошла пожилая женщина-врач. Скорее всего она давно уже была на пенсии и подрабатывала на полставки.

Врач подошла к кровати, крайней от двери. На кровати лежала старуха с несросшимся переломом. Два месяца назад она сломала ногу с сильным смещением. Врачи не совместили отломки (наверное, тоже хотели спать), просто взяли ногу в гипс и отпустили домой. А после снятия гипса выяснилось, что отломки не срослись и стопа не работала.

– Как же так? – громко возмутилась врач.

– А я знаю? – спокойно удивилась старуха.

– Где вам накладывали гипс?

– В Градской.

– Вот туда и идите, – сказала врач. – Они напортачат, а мы исправляй...

Старуха пожала плечом. Она ела яблочко, аккуратно откусывала, а врачебные разборки ее не интересовали.

Дежурный врач подошла к другой кровати. На ней лежала нестарая, но очень полная женщина с переломом шейки бедра.

– У вас вколоченный перелом, – сообщила врач.

Женщина решила сесть и стала приподниматься.

– А!.. – в ужасе вскрикнула врач. – Не двигайтесь! Вам нельзя шевелиться!

Женщина стала обратно опускаться на подушки.

– А!.. – опять вскрикнула врач. – Что вы делаете...

Ей нельзя было ни опускаться, ни подниматься. Нельзя ничего.

Врач присела на край кровати и осторожно стала спрашивать: есть ли близкие? Знает ли она, что такое пролежни? Их надо сушить кварцевой лампой. Женщина ответила, что близких нет, что живет она одна в однокомнатной квартире. Значит, кварцевой лампы не будет.

Татьяна слышала, что таких больных отправляют домой на долеживание. Есть такой термин: «долеживание».

Врач подошла к Татьяне. Спросила:

– И вы сюда попали?

Значит, узнала.

Татьяна не ответила, поскольку плакала. Слезы текли к ушам.

– Вас сейчас поднимут в отделение, – сообщила врач.

– А долго я буду лежать? – спросила Татьяна.

– Четыре дня, пока не спадет отек. Потом репозиция... В общем неделю.

Татьяна не могла перестать плакать. Но это никого не смущало.

Пришла нянечка – явно нездоровый, душевнобольной человек. Это было заметно по ее лицу и поведению. Она неестественно громко разговаривала, преимущественно нецензурными словами. Было невыносимо слушать мат от пожилого человека. Видимо, заработная плата на этой должности была столь низкой, что за такие деньги мог работать только сумасшедший.

Татьяна стала пересаживаться с кровати на каталку. Слезы изменили направление и потекли по щекам и подбородку. Татьяна положила в карман нянечки деньги. Нянечка заметила, и ее мат принял более благородный и благодарный оттенок. Она ввезла Татьяну в лифт и выкатила на четвертом этаже.

К ней подошел врач лет сорока, толстый, с большим ртом, как у младенца.

– Вас положат в двенадцатую палату, – сказал он. – Я лично буду вами заниматься.

Он смотрел ей прямо в лицо, рассматривал. Татьяна молчала. Слезы тянулись к подбородку. Врач тоже молчал какое-то время. Она ждала, что он скажет: «Не плачьте. У вас обыкновенный тривиальный перелом. Не вы первая, не вы последняя. Надо просто подождать. Потерпеть. И все кончится. А я вам помогу». И вытереть ей слезы со щеки. И заставить улыбнуться сквозь слезы.