Читать книгу "Палач. Книга 2 - Александр Ачлей"

«Зато я боюсь», — подумал Дин, осушая второй фужер божественного напитка. Он смертельно устал. День был трудным. Со стрельбой и беготней, что в его возрасте особого удовольствия не доставило. Хотелось напиться и уснуть. А тут этот симпатичный дядя мозги сушит.

— Ну, мозги сушить я вам долго не буду, — угадав его мысли, заметил архитектор. — Буквально пару минут. Уважьте же старика! — у него было такое искренне добродушное выражение лица, что Дин как-то сразу расслабился и успокоился.

— Так получилось, что нам придется дружить, — многозначительно начал Риччарди. — Мне об этом сообщил мой давнишний приятель с Урала. Настолько давнишний, что я уже не помню, как давно мы с ним знакомы. — Риччарди сделал глоток коньяка. — Так вот он сообщил, что у русских возникли какие-то проблемы с ненавистными моему сердцу «васпами». И, учитывая нашу с ним давнишнюю дружбу… — ирония, проскользнувшая в сказанном, не ускользнула от Дина, — я должен вам помочь.

Дин ничего не понимал. Бред какой-то. Что за проблемы? И при чем тут он? Видимо, его недоумение было замечено внимательным и чутким собеседником, потому что он тут же отреагировал: «Не удивляйтесь. Я говорю об этом именно с вами, поскольку вам предстоит стать руководителем международной группы, в задачу которой входит похищение, уж простите меня за откровенность, могильщиков вашего государства и их, так сказать, перемещение в Екатеринбург. Они должны предстать там перед международным трибуналом по обвинению в развале русской государственности. Самостоятельно ваши спецслужбы решить эту задачу не в состоянии. Поэтому мой старый друг, вы даже себе представить не можете, насколько старый, обратился ко мне с просьбой оказать вам содействие, — Риччарди дополнил фужер Дина коньяком и продолжал: — Поскольку его просьба сопровождалась обещанием передать мне то, чего я давно добиваюсь, я не смог отказать ему. И потому мы союзники. Хотя я менее всего этого хотел и ожидал». — Дин обратил на Риччарди вопросительный взгляд.

— Да-да! Это истинная правда! — продолжал итальянец. — После того, что произошло в далеком 1054 году после Рождества Христова, я полагал, что уже никогда не смогу договориться о чем-либо с восточными еретиками. — Дин подумал, что ослышался, но перебивать Риччарди не стал.

— Это не фантазии старого человека, впавшего в маразм, усугубленный принятием крепкого спиртного. Дело действительно происходило в 1054 году. Тогда папой в Риме сидел Лев IX. Великий человек. Редкость для наших иерархов того времени. Но амбициозный чрезмерно. Решил, что он самый главный и крутой. И без повода стал подминать под себя церковные приходы на юге Италии. Но те до того уже имели вполне конкретного патрона в лице константинопольского патриарха Михаила Керулария, который в ответ на это закрыл все храмы латинского обряда в подведомственных ему землях. И вот я под личиной папского нунция Гумберта поехал с посольством в Константинополь для переговоров относительно возникших разногласий. — Дин запил это сообщение большим глотком коньяка. Удивляться услышанному он уже устал.

— Но Керуларий, вместо того чтобы проявить мудрость и христианское благотерпение, отказался нас принять. Более того, его холуи демонстрировали по отношению к нам такое неуважение и открытое хамство, что терпеть это было абсолютно невозможно. Прибавьте к этому удушающую июльскую жару и духоту. В общем, мне все это надоело, и я, пользуясь своей властью Хранителя, то есть будучи по рангу выше папы…

«И такое бывает», — подумал Дин, все с большей настороженностью поглядывая на своего собеседника.

— Бывает-бывает, — словно угадав его мысли, продолжал Риччарди. — В общем, 16 июля 1054 года я предал патриарха и его окружение анафеме. Но у меня возникло чувство, что именно этого от меня и ожидали. Никто не пытался урегулировать со мной конфликт. Более того, на мой демарш патриарх ответил Соборным посланием, в котором папа и его сторонники признавались еретиками и отлучались от церкви. И произошло это всего четыре дня спустя, то есть 20 июля того же года. В этом постановлении патриарх все припомнил нам грешным: и догмат о филиокве, и бритье бород священникам, и правило целибата.

Нет. Исторически этот раскол, скорее всего, был неизбежен и формально завершил всю череду непримиримых противоречий между Римом и Константинополем. И все равно жаль. Христианство вышло из этого противостояния явно ослабленным, на радость евреям и мусульманам. Я пытался впоследствии как-то наладить диалог. Но процесс стал неуправляемым. Апогеем этого конфликта стала прямая интервенция Рима и захват в 1204 году крестоносцами Константинополя, на развалинах которого была провозглашена Латинская империя, впрочем, недолго просуществовавшая. Я был категорически против. Но удержать охочих до золота венецианцев и вооруженный сброд, называвший себя рыцарством, было уже невозможно, — Риччарди явно увлекся воспоминаниями. Он вновь подлил коньяку Дину и себе, после чего продолжал.

— Изгнание католиков из Константинополя не избавило греческую церковь от дальнейших попыток Святого престола присоединить ее к себе. Уже великий Михаил VIII Палеолог, воин, отбивший у нас Царьград, будучи человеком чрезвычайно прозорливым, понимал, что оторванная от Запада Византия обречена на поглощение мусульманскими ордами. Исходя из этого он при поддержке патриарха Иоанна Векка (вот умница-то был!) заключил в 1274 году с Римом так называемую Лионскую унию, которая, однако, продержалась всего семь лет и была предана забвению уже при сыне императора-освободителя. И все же угроза полного уничтожения османами Царьграда, особенно после того, как византийский император не смог одолеть султана Орхана в открытом бою и, более того, уступил ему значительные территории вблизи столицы, требовала от правителей империи и ее духовенства поиска сильных союзников, каковыми в то время были исключительно страны Западной Европы, исповедующие католичество…

— Неужели никто другой не мог помочь? Москва, например? — Дину, помимо воли, рассказ подвыпившего Риччарди казался все более интересным.

— Некому. Русь только поднималась с колен после татаро-монгольского нашествия и пока не стала игроком на историческом поле. В общем, при виде басурманских полчищ, окруживших Константинов град, император Андронник III, пришедший к власти путем обмана и свержения собственных деда и отца, за что и был, наверное, лишен заступничества Всевышнего, направился в Италию, пытаясь найти помощь у Венеции и папы. Там быстро сообразили, какие политические дивиденды можно извлечь из плачевного состояния Восточной империи, ласково приняли басилевса, оказали ему самые высокие почести и согласились помочь, но при одном условии: православная церковь должна была склонить голову перед величием Рима и его понтифика. Я этот план одобрил. Но с ним не согласился ваш Хранитель.

Тем не менее начались интенсивные переговоры и, как бы сейчас сказали, политические консультации, приведшие к тому, что в 1439 году сначала в Ферраре, а затем во Флоренции прошел Вселенский собор. И 5 июля того же года в церкви Санта-Мария Новелла было подписано соглашение о воссоединении церквей на условиях признания православной церковью латинской догматики и главенства папы римского при сохранении православных обрядов, — Риччарди улыбнулся, словно вспомнил что-то очень приятное.