Читать книгу "Операция прикрытия - Сергей Синякин"

Потом стало не до этого.

Получение по линии разведки секретного американского документа, одобренного комитетом начальников штабов и предусматривавшего активные приготовления для нанесения первого удара по Советскому Союзу, встревожило Сталина. Сантименты были отброшены в сторону.

— Лаврентий, — сказал Сталин. — Помни, ты за все отвечаешь. Если не успеем, я с тебя первого шкуру спущу. Ты меня хорошо знаешь.

Берия вождя знал более чем хорошо, поэтому не жалел себя, не жалел сил и людей, торопил сидевших в Америке Яцкого, Квасникева, Барковского и Феклисова, безжалостно подгонял Курчатова и Флерова, порою был даже излишне жесток с ними и, понимая это, успокаивал себя одной мыслью: не он, Берия, излишне жесток, время такое жестокое выпало на их долю.

Случавшиеся неудачи только подстегивали его. Наличную жизнь уже не оставалось времени, и из всех внесемейных связей осталась только одна — Лара. Берия познакомился с ней случайно. Увидел на весенней улице, как, перешагивая весенние ручьи и весело помахивая школьным портфелем из дерматина, идет стройная, слегка толстоногая школьница в синем берете. Старшеклассница Лаврентию Павловичу понравилась, и он сделал знак шоферу, а его начальник галантно спросил девушку — не подвезти ли ее. Лара, как она сама потом рассказала, колебалась несколько мгновений. Она никогда до этого не каталась на машинах, особенно таких роскошных, каким был «ЗиМ» Берии. Так же смело и отчаянно, будто ныряла в воду, она отдалась всесильному Лаврентию Павловичу. Неожиданно для себя Берия привязался к девушке, и она стала его единственной постоянной любовницей. Берия устроил ей отдельную квартиру в доме напротив ресторана «Арагви», который они нередко посещали и даже танцевали в пустом зале, который к приходу Берии очищали от нежелательных людей, да не многие москвичи пошли бы в это время посидеть в ресторане, где отдыхал бывший нарком внутренних дел, который поднялся к тому времени по служебной лестнице еще выше.

Личная жизнь в семье у Берии не слишком складывалась. Многочисленные победы Лаврентия Павловича у женщин не слишком радовали его жену Нину, а подросший сын Серго, названный в честь Орджоникидзе, даже заводил с отцом опасные и неприятные разговоры, которые Берия просто обрывал, порой даже излишне грубо.

Сейчас ему не хотелось домой.

Он ехал к Ларе.

Разговор со Сталиным был неприятен Берии. Обстановка в мире была напряженной, резко ухудшились отношении с Тито, который решил, что он лучше Старика знает, как ему строить социализм в Югославии. Народная армия Китая явно одерживала верх над Гоминданом, и надо было строить отношения сразу с обеими сторонами, а тут еще в самом Союзе опять творилось черт знает что, Георгию показалось, что Вознесенский его подсиживает, и он с Абакумовым затеял собственную игру, которая не могла не ударить и по Берии, ведь дружба с Маленковым была всем хорошо известна: не удержись Маленков, неизвестно, что станет и с ним самим, и с его друзьями-товарищами, Старик последнее время стал подозрительным, открыто показывал, что тяготится опекой земляка, вот уже и грузин из охраны удалил, а кто, кроме грузин, будет ему так предан и верен? Происходящее требовало постоянного анализа, это выматывало, сейчас Берии не хотелось ломать голову над проблемами, ему хотелось просто войти в дом, обнять женщину, которая его любила, посмотреть, как ворочается в детской кроватке его сын, родившийся у Лары три месяца назад. И выкинуть из головы все проблемы. В конце концов, кто у нас партией и страной рулит? Вот пусть у него голова и болит, если он себя считает единственным непогрешимым и безошибочным! Начался декабрь, до Нового года рукой подать, Старику в декабре должно было исполниться семьдесят лет. Возраст! — неопределенно подумал Берия.

Некоторое время он безразлично смотрел в стриженный под бокс затылок водителя, потом протянул руку, взял газету и начал ее просматривать в ожидании, когда машина притормозит у заветного подъезда.

Да, глядя на газету, можно было сразу сказать, что семидесятилетие вождя приближается. Вся первая полоса была заполнена материалами к этому торжеству. Рапортовали советские труженики вождю, как они готовятся к семидесятилетию. На этой же полосе неугомонный поэт Алесей Сурков опубликовал очередную здравицу Сталину:

Союз сердец объединит народы,

Дороги горя порастут быльем,

Свои незабываемые годы

Мы СТАЛИНСКОЙ ЭПОХОЮ зовем!

Да и другие старались не меньше — в газете были опубликованы якобы народные песни о Сталине, но внимание Берии было приковано к другому. Даже статья Георгиу-Дется о том, что югославская компартия оказалась во власти убийц и шпионов, не заинтересовала его, слишком хорошо Берия знал цену подобным статьям. Но в «Правде» были опубликованы сообщения о допросах в суде свидетелей и обвиняемых по делу Трайчо Костова и его подручных, это уже было Берии профессионально интересно, и он принялся читать откровения подсудимых, прикидывая по ходу чтения, что могло вынудить их так честно признавать свою вину и бичеваться. Не хуже, чем это делали советские правые в ходе довоенных процессов. Эти материалы Берия читал заинтересованно, наметанным глазом отмечая промахи обвинения и пробелы в конструкции самого заговора. Не получилось у болгар сделать единый процесс, вина обвиняемых распадалась на самостоятельные преступления, не было в происходившем атмосферы заговора. Еще и югославский след невесть зачем вплели, только и забот у Тито сейчас, как Болгарию частью Югославии сделать!

Однако дочитать газету он так и не успел, начальник охраны повернулся назад и негромко сказал:

— Приехали, Лаврентий Павлович! Прикажете проводить?

— Не надо, — сказал Берия, памятуя о вертухаях, которые дежурят в подъезде. — Я сам дойду!

Грузно выбравшись из машины, он забрал букет цветов у начальника охраны и хмуро пошел к подъезду, двери которого словно бы сами собой открылись перед ним.

Разумеется, Лара была дома. Но к неудовольствию Берии она была не одна. В зале, где стоял круглый стол, играла радиола, грассировал Вертинский, а Лара с двумя подружками что-то обсуждала за столом. На столе стояла бутылка «Кюрдамира» и полупустая бутылка «Абрау-Дюрсо», вазочка с кремовыми пирожными и темнела коробка шоколадных конфет «Красный мак».

Берия снял шапку, пальто, повесил их на треногую вешалку в коридоре и вошел в комнату. Оживленный разговор оборвался. Подружки Лары сразу заторопились, но притворяться любезным хозяином Берия не хотел. Черт с ними, пусть проваливают. Он ответил на тихие и неловкие приветствия и прошел во вторую комнату. Сын спал, разметавшись в кроватке. Крохотные кулачки его, как руки боксера, были в маленьких белых мешочках, сонное лицо сердито и сосредоточенно. Лаврентий Павлович Берия вздохнул. Сейчас он не был государственным деятелем, сейчас он был просто усталым человеком и многое бы дал, чтобы узнать, что ему снится — этому маленькому человечку, который был плотью его плоти. Но еще больше Лаврентий Берия отдал бы, чтобы узнать, что этого человечка ждет в самом недалеком будущем и что ждет его самого. Впрочем, насчет своего будущего Берия не слишком обольщался. «Кто много знает, тот не слишком долго живет», — любил говаривать он сам. Потому и жил торопливо, потому и жадным был до радостей жизни, знал, что если начинаешь хорошо, то кончишь обязательно неважно. Это была аксиома партийной жизни. Берия долгое время был чекистом, чтобы не понимать этих установленных однажды правил. Первый и обязательный закон этой жизни был словно взят из американских гангстерских фильмов, которые Берия любил просматривать в одиночестве у себя дома. И этот закон дополнял известную русскую поговорку — для того чтобы смеяться последним, надо обязательно стрелять первым. Иначе в этой жизни просто не выжить.