Читать книгу "Бумеранг на один бросок - Евгений Филенко"

— Что это вы тут делаете с такими плутовскими физиономиями? — строго спросила мама. — Интригуете за моей спиной?

— Как ты могла такое подумать обо мне, Леночка! — воскликнул дядя Костя, скорчил плутовскую физиономию, как он ее понимал, и мамины подозрения стократно усугубились.

— Отвратительно выглядишь, — сказала она. — Ты знаешь об этом?

— Знаю, — согласился он. — В незапамятные времена моя матушка Ольга Олеговна, когда хотела всех повеселить, говорила: «Костик, сделай „крыску“». И я демонстрировал такую вот рожу.

— Ну, не знаю, — сказала мама с сомнением. — Трудно представить, что когда-то такое могло насмешить.

— Я же не всегда был мужиком сорока четырех лет, — пожал дядя Костя могучими плечами. — А вот теперь самое удивительное: Иветта… это моя дочка, если кто не знал… тоже умеет делать «крыску». И делает ее без чьих-либо просьб, когда чересчур напроказит или желает всем создать хорошее настроение.

— Надеюсь, это единственное, в чем она похожа на тебя… Не помню, спрашивала ли я, как зовут ее маму и заодно твою несчастную супругу.

— Марсель, — сказал дядя Костя. — А другую мою несчастную супругу зовут Рашида.

— Неужели всего две погубленных судьбы?!

— Ну, я только вхожу во вкус супружества…

Пока они пикировались, тетя Оля прошла к столу, налила себе бокал сока и стала рассматривать его на свет. Утром ее лицо уже не казалось таким притягательным. Под глазами залегли серые тени. Бронзовая кожа приобрела отчетливый зеленоватый оттенок. И даже платиновые волосы были какими-то неживыми… Вдобавок, на ней был чудовищный долгополый сарафан из тяжелой черно-коричневой ткани, с высоким воротником, на манер гребня древнего ящера, весь в нелепых складках, оборках и ремешках. Она поймала мой недоумевающий взгляд, истолковала его по-своему и промолвила, иронически улыбаясь:

— До этой ночи я думала, что люблю кошек.

— Это не просто кошка, — сказал дядя Костя. — Это, Оленька, баскервильская кошка. А теперь вообрази, как она не любит нас, незваных гостей, едящих с ее стола, спящих на ее постелях, слоняющихся по ее дому.

— Это ее нисколько не извиняет, — мрачно проговорила великанша и уткнулась в свой бокал.

Мама молча накрывала на стол: расставляла приборы, придвигала ко мне вазу с фруктами, наливала кофе. На ее лице застыло невиданное ранее выражение мстительного удовлетворения. «А вы думали, мне легко было все эти годы?» — читалось в ее глазах.

— Спасибо, Леночка, — сказал дядя Костя, принимая чашку кофе из ее рук. — А теперь не желают ли присутствующие послушать историю простой эхайнской девушки Ольги Антоновны Лескиной?

— Желают! — закричал я.

— Ну что ж… — сказала мама с напускным равнодушием, которое только добавило всем уверенности, что ей тоже интересно.

— Да нет никакой особенной истории, — с ходу объявила тетя Оля. — Я и сама толком ничего не знаю. Все так запутанно… хотя в последнее время кое-что все же прояснилось. В двух словах: в самом начале века моя матушка, Майя Артуровна Лескина, известный в своих кругах химик-теоретик, имела неосторожность сделать эпохальное открытие.

— Какое же? — с интересом спросил дядя Костя.

— А я не знаю! — вдруг хихикнула тетя Оля и сразу сделалась похожа на себя вчерашнюю. — Она мне называла, но там в определении одних нейропептидов упоминается семнадцать штук… разве же я упомню? К тому же, она постоянно делала какие-то открытия, так что и сама уже путается, что и когда. В общем, неважно. А важно то, что ее, юное дарование неполных тридцати лет, нобелевского лауреата… — Мама с легким недоумением и даже неудовольствием вперилась в тетю Олю, словно бы не понимая, как у нобелевского лауреата могло родиться столь ветренное существо. — … пригласили во Вхилугский Компендиум выступить с докладом черед известнейшими химиками Галактического Братства. По преимуществу, перед теплокровными гуманоидами, которым эта тематика была действительно любопытна.

— Вот ты, Оленька, по всем статьям теплокровный гуманоид, — задумчиво произнес дядя Костя. — Уж что-что, а этого у тебя не отнимешь. Отчего же тебе-то не любопытно, чем занимается твоя мама?

— Ну вот такая уж я, — сказала тетя Оля. — Вот ты много проявляешь интереса к работе своего отца?

— Н-ну… — замялся дядя Костя.

— Тогда и не перебивай, а то оставлю без истории на завтрак… Мама долго не хотела лететь, она вообще домоседка и не очень-то жалует открытые пространства, но к ней в дом прибыл сам Вольфганг Зее и пояснил, что последний раз такое приглашение поступало земным химикам пятьдесят лет назад, и вряд ли поступит в последующие пятьдесят, что это высокая честь… громадная ответственность… престиж земной науки… И мама согласилась. Вхилуг — это…

— Знаю, — сказали одновременно моя мама и дядя Костя.

— А я-то, я — нет! — жалобно взвыл я.

— Это научный центр цивилизации нкианхов, — пояснил дядя Костя. — Что-то вроде очень большого и сумбурного академгородка. Расположен в метрополии, на пятой планете системы сигмы Октанта, которая так и называется — Пятая Планета. Сами нкианхи — рептилоиды, но вполне симпатизируют нам, гуманоидам, и всячески привечают в своих эмпиреях.

— Ну да, — сказала тетя Оля. — И мама окунулась в эти самые эмпиреи, что называется, с головой… Она до сих пор не находит слов, чтобы выразить свои ощущения, и ограничивается примерно таким описанием: «Все было, Уоленька, уочень, уочень и уочень…» И возводит глаза к небу. Все, точка. А что «уочень» — так и не поясняет.

— И что же дальше? — спросила мама.

— Ну, с докладом она все же, как нам обеим представляется, выступила, хотя сама она определенно этого не помнит. Так или иначе, в анналах Вхилугского Компендиума ее имя присутствует, я проверяла. В установленный срок она вернулась домой, к любимой своей химии, чего-то там еще открыла… А спустя девять месяцев на свет появилась я.

— Вот прекрасно! — воскликнула мама. — И это вся история?!

— Я предупреждала, — кротко сказала тетя Оля.

— Но обстоятельства, предшествующие твоему рождению, при всей своей рассеянности, твоя матушка Майя Артуровна все же должна помнить! — не унималась мама.

— Должна, — кивнула тетя Оля. — И наверняка помнит. Но смутно.

— Вхилуг, — сказал дядя Костя и усмехнулся.

— Ну, Вхилуг, — нетерпеливо проговорил я. — И что с того?

— Это, братец ты мой, сумасшедший дом размером с самый большой город, какой только поместится в твоем воображении…

Я немедля попытался вообразить эту картинку. Необозримая плоская равнина, от горизонта до горизонта покрытая маленькими домиками, чьи крыши размалеваны в несочетаемые цвета, вроде зеленого с красным или красного с синим; по аллеям разгуливают, скачут на четвереньках или ползают на пузе люди в полосатых халатах с завязанными в узел рукавами (видел я такое в одном старом фильме); а в небесах там и сям недвижно парят воздушные шары, отчего-то в форме розовых слонов.